Джеймс Крюс - Маяк на Омаровых рифах

— Хочешь или не хочешь, — сказал бургомистр, — а надо! Никуда ты не денешься. Другого дела для вас не придумать. А станете рыпаться — посадим в клетку. А клетку поставим на пристань.

Бургомистр то «тыкал», то «выкал»: он не знал, на «ты» или «вы» обращаются к мелкой нечисти. Ганс захихикал. Но при мысли о клетке опять помрачнел и со вздохом сказал:

— Ладно! По рецепту, так по рецепту.

— Благоразумно! — одобрил доктор.

В скором времени на Тюленьей улочке устроили Грохотальный Домик, и пустогрох стал им заведовать. И если теперь какой-нибудь школьник дрался и безобразничал, огрызался и злился, доктор писал на бумажке рецепт: сорок минут лечебного грохотания. Нарушителя вели на Тюленью улочку, и пустогрох затевал на сорок минут такое шумное представление, что охота кричать и беситься отпадала на целый месяц. Даже иной взрослый дяденька, который дома, случалось, расходился не в меру, выздоравливал у пустогроха от этой своей болезни.

Итак, Грохотальный Домик превратился в лечебницу для безобразников, а Ганс — в нужное и полезное существо. А это самое неприятное, что может стрястись с пустогрохом. Но люди, как известно, ко всему привыкают, и пустогрохи тоже — даже к лечебному грохотанию!

Нельзя сказать, что Гансу не нравилось на Гельголанде. Он снискал всеобщее уважение, научился играть в карты и ловить омаров, получал неплохое жалование, а воскресными вечерами любил полетать на какой-нибудь крупной чайке над морем. И вообще, он единственный в мире гном-пустогрох, заправляющий целой лечебницей. А это одно немалого стоит.

Когда чайка Александра рассказала историю, выпрямила поджатую ногу и поставила ее на решетку балкона, смотритель покачал головой и сказал:

— Странный он тип, этот директор лечебницы! Говоришь, к маяку плывет? Надеюсь, он не станет у нас тут грохотать по ночам.

Иоганн снова вынул из кармана складную подзорную трубу и вгляделся в далекую лодочку. Через увеличительное стекло он увидел маленькую фигурку, свесившуюся над водой.

— Как там тетушка Юлия? — спросил Иоганн.

— Так себе… Язык у нее заплетается.

— Бедная старушка, — вздохнул Иоганн. — Лишается дома со всем добром, а потом должна в крохотной лодочке день и ночь грести по открытому морю. Эх, поплыть бы ей навстречу! Но, как назло, сегодня почтовый катер забрал мой баркас на материк для починки.

— У меня идея, — сказала чайка. — У тебя ведь есть фляга?

— Конечно, — кивнул Иоганн.

— Тогда налей-ка туда горячего пунша и привяжи флягу мне на шею, — сказала Александра. — А я слетаю и отнесу им напиться.

— Отлично придумано! — похвалил Иоганн. — Так и сделаем!

Тут как раз закипела вода; смотритель заварил крепкий чай, добавил рому и сахару, перелил пунш во флягу и привязал ее кожаным ремешком Александре на шею. И чайка тронулась в путь.

— Побудь немного в лодке! Подбодри тетушку Юлию! — прокричал вдогонку Иоганн. — Расскажи ей какую-нибудь историю!

— Какую? — обернулась чайка.

— Про Оммо с Гезиной. Она лучше всего подходит!

— Ладно! — крикнула Александра.

И полетела с фляжкой на шее к лодке.

А бедная тетушка Юлия тем временем выбивалась из последних сил. Она сидела на веслах целую ночь и почти целый день, только изредка делая короткие передышки. Пустогрох ни разу ей не помог, так ему было худо.

— Может, сменишь меня на полчасика? — спросила она. — Я что-то совсем не могу.

Пустогрох, висевший мокрым мешком, приподнялся и только хотел отказаться, но сказал только «бульк» — и беднягу стошнило. Тогда тетушка сложила весла, достала из носовой части лодки одеяло и дождевик, закуталась поплотней и растянулась, как могла, на деревянной скамье. В этот миг подоспела чайка. Тетушка Юлия, завидев в воздухе белые крылья и болтающуюся флягу, подумала: вот летит ангел! Но вскоре узнала чайку.

— Подкрепление! — сказала Александра, запыхавшись от быстрого полета. Она прыгнула тетушке на коленку, а та отвязала флягу, отвинтила крышку и сделала глубокий глоток.