— Хочешь или не хочешь, — сказал бургомистр, — а надо! Никуда ты не денешься. Другого дела для вас не придумать. А станете рыпаться — посадим в клетку. А клетку поставим на пристань.
Бургомистр то «тыкал», то «выкал»: он не знал, на «ты» или «вы» обращаются к мелкой нечисти. Ганс захихикал. Но при мысли о клетке опять помрачнел и со вздохом сказал:
— Ладно! По рецепту, так по рецепту.
— Благоразумно! — одобрил доктор.
В скором времени на Тюленьей улочке устроили Грохотальный Домик, и пустогрох стал им заведовать. И если теперь какой-нибудь школьник дрался и безобразничал, огрызался и злился, доктор писал на бумажке рецепт: сорок минут лечебного грохотания. Нарушителя вели на Тюленью улочку, и пустогрох затевал на сорок минут такое шумное представление, что охота кричать и беситься отпадала на целый месяц. Даже иной взрослый дяденька, который дома, случалось, расходился не в меру, выздоравливал у пустогроха от этой своей болезни.
Итак, Грохотальный Домик превратился в лечебницу для безобразников, а Ганс — в нужное и полезное существо. А это самое неприятное, что может стрястись с пустогрохом. Но люди, как известно, ко всему привыкают, и пустогрохи тоже — даже к лечебному грохотанию!
Нельзя сказать, что Гансу не нравилось на Гельголанде. Он снискал всеобщее уважение, научился играть в карты и ловить омаров, получал неплохое жалование, а воскресными вечерами любил полетать на какой-нибудь крупной чайке над морем. И вообще, он единственный в мире гном-пустогрох, заправляющий целой лечебницей. А это одно немалого стоит.
Когда чайка Александра рассказала историю, выпрямила поджатую ногу и поставила ее на решетку балкона, смотритель покачал головой и сказал:
— Странный он тип, этот директор лечебницы! Говоришь, к маяку плывет? Надеюсь, он не станет у нас тут грохотать по ночам.
Иоганн снова вынул из кармана складную подзорную трубу и вгляделся в далекую лодочку. Через увеличительное стекло он увидел маленькую фигурку, свесившуюся над водой.
— Как там тетушка Юлия? — спросил Иоганн.
— Так себе… Язык у нее заплетается.
— Бедная старушка, — вздохнул Иоганн. — Лишается дома со всем добром, а потом должна в крохотной лодочке день и ночь грести по открытому морю. Эх, поплыть бы ей навстречу! Но, как назло, сегодня почтовый катер забрал мой баркас на материк для починки.
— У меня идея, — сказала чайка. — У тебя ведь есть фляга?
— Конечно, — кивнул Иоганн.
— Тогда налей-ка туда горячего пунша и привяжи флягу мне на шею, — сказала Александра. — А я слетаю и отнесу им напиться.
— Отлично придумано! — похвалил Иоганн. — Так и сделаем!
Тут как раз закипела вода; смотритель заварил крепкий чай, добавил рому и сахару, перелил пунш во флягу и привязал ее кожаным ремешком Александре на шею. И чайка тронулась в путь.
— Побудь немного в лодке! Подбодри тетушку Юлию! — прокричал вдогонку Иоганн. — Расскажи ей какую-нибудь историю!
— Какую? — обернулась чайка.
— Про Оммо с Гезиной. Она лучше всего подходит!
— Ладно! — крикнула Александра.
И полетела с фляжкой на шее к лодке.
А бедная тетушка Юлия тем временем выбивалась из последних сил. Она сидела на веслах целую ночь и почти целый день, только изредка делая короткие передышки. Пустогрох ни разу ей не помог, так ему было худо.
— Может, сменишь меня на полчасика? — спросила она. — Я что-то совсем не могу.
Пустогрох, висевший мокрым мешком, приподнялся и только хотел отказаться, но сказал только «бульк» — и беднягу стошнило. Тогда тетушка сложила весла, достала из носовой части лодки одеяло и дождевик, закуталась поплотней и растянулась, как могла, на деревянной скамье. В этот миг подоспела чайка. Тетушка Юлия, завидев в воздухе белые крылья и болтающуюся флягу, подумала: вот летит ангел! Но вскоре узнала чайку.
— Подкрепление! — сказала Александра, запыхавшись от быстрого полета. Она прыгнула тетушке на коленку, а та отвязала флягу, отвинтила крышку и сделала глубокий глоток.
Читать дальше