Касперль пожал плечами:
— Этого я не знаю. Но я — если бы был императором Константинопольским — я бы это делал определенно!
— Я тоже! — вздохнул Сеппель.
— Ты тоже? — спросил Касперль. — Я боюсь, так не пойдет!
— Но почему же?
— Потому что есть только один император Константинопольский, а не два! И если я являюсь императором Константинопольским, то ты уже не можешь им быть.
— Гм… тогда мы должны были бы меняться. Ты одну неделю — и я одну неделю!
— Совсем неплохо! — согласился Касперль, — совсем неплохо!
Но вдруг их разговор прервал крик о помощи.
— Слышал? — спросил Сеппель испуганно. — Это бабушка.
— Да, это ее голос! — сказал Касперль. — Что там могло произойти?
— Скорее, пойдем узнаем!
Касперль и Сеппель повернулись и побежали домой. К калитке бабушкиного сада они успели одновременно с унтер-офицером полиции Димпфельмозером. Он тоже поспешил сюда, услышав чей-то крик о помощи. Около калитки образовалась толчея.
— Вы мешаете выполнять мои служебные обязанности, а это карается законом! — проворчал унтер-офицер.
Он быстро последовал за Касперлем и Сеппелем. В саду они нашли бабушку, неподвижно лежащую на газоне.
— Неужели дело совсем плохо? — спросил Сеппель и закрыл глаза ладонями.
— Нет, — сказал Касперль, — я думаю, она просто лишилась чувств.
Они осторожно перенесли бабушку в дом и положили на софу. Касперль побрызгал ей на лицо холодной водой, и она пришла в чувство.
— Представьте себе, что случилось! — сказала бабушка.
— Что? — спросили Касперль и Сеппель.
— Меня обокрали!
— Что вы говорите! — воскликнул унтер-офицер. — Вас обокрали? Кто же это был?
— Разбойник Хотценплотц!
— Постойте, я должен занести это в протокол! Унтер-офицер вынул свой карандаш и открыл записную книжку.
— Докладывайте все по порядку, бабушка! Но говорите только правду и не слишком быстро, чтобы я мог все записать. А вы оба, — он повернулся к Касперлю и Сеппелю, — ведите себя тихо как мышки, пока мы не закончим с протоколом, так как это официальное служебное действие! Это понятно?
Итак, бабушка рассказала все, что с ней случилось, а унтер-офицер Димпфельмозер записал все это с важной миной в свою записную книжку.
— Получу ли я свою прекрасную новую кофемолку назад? — спросила бабушка, когда он наконец закончил писать.
— Разумеется, — ответил унтер-офицер.
— И долго ли мне этого ждать?
— Ну, это трудно сказать. Мы, конечно, должны когда-то поймать разбойника Хотценплотца. Но пока мы, к сожалению, даже не знаем, где его убежище. Этот парень такой пройдоха. Уже два с половиной года он водит полицию за нос. Но и его проискам однажды будет положен конец! При этом мы не в последнюю очередь надеемся на активную помощь населения.
— Что это означает?
— Это значит, что люди должны помочь нам напасть на след этого парня!
— Аха! — сказал Касперль. — А полиции поможет, если кто-нибудь его поймает?
— Это было бы, конечно, лучшим вариантом, — заверил унтер-офицер Димпфельмозер и подкрутил свои усы. — Но как ты думаешь, кто решится на это опасное дело?
— Мы оба! — сказал Касперль. — Сеппель и я! Ты согласен, Сеппель?
— Ясное дело! — ответил Сеппель. — Полиции нужно помочь: мы поймаем разбойника Хотценплотца!
Но поймать разбойника — не такое простое дело.
Бабушка беспокоилась, но Касперль и Сеппель стояли на своем. Они хотели поймать разбойника и вернуть бабушке ее кофемолку. Жаль только, что они не знали, где находится убежище Хотценплотца!
— Мы это все-таки разузнаем! — сказал Касперль. До полудня воскресенья они напряженно думали, и Касперль вдруг засмеялся.
— Почему ты смеешься? — спросил Сеппель.
— Потому что я уже знаю, что мы должны сделать!
— И что же это?
— Сейчас увидишь.
Касперль и Сеппель взяли из бабушкиного погреба старый ящик для картошки и перенесли его в сад. Потом они насыпали полный ящик мелкого белого песка.
— И что же дальше?
— Теперь забьем крышку гвоздями.
Они накрыли ящик из-под картошки крышкой, и Касперль принес дюжину гвоздей и молоток. Сеппель принялся за работу. С первым же ударом молотка он попал себе по большому пальцу. Но мужественно продолжал забивать гвозди дальше. Тем временем Касперль взял в кладовке толстую кисть и развел в горшке красную краску. Когда он возвратился с горшком краски и кистью, Сеппель как раз пятьдесят седьмой раз ударил себе по большому пальцу: крышка была крепко прибита.
Читать дальше