Пол Гэллико - Дженни. Томасина. Ослиное чудо

Я — грозная богиня, дочь Солнца, повелительница звезд; молния — сверканье моих глаз, гром — мой голос; когда я шевелю усами, трясётся земля, а хвост мой — лестница в небо.

Я — госпожа и богиня.

Человек снова поклонился мне, призвал меня, вознёс ко мне молитву.

Было это на утро после той ночи, когда Лори так изменилась и я сама усомнилась в себе.

Я ушла на полянку, где любила размышлять о том о сём.

Сук огромного бука нависает прямо над могилой какой-то Томасины. Я лежу на нём и думаю.

Но думать мне не пришлось, ибо, громко бранясь, явился мой враг — Рыжебородый, встал и уставился куда-то, словно сошёл с ума.

Потом он подошёл к могиле этой Томасины, и с ним что-то случилось. Он заплакал. Он просто голосил и рвал свои рыжие волосы. Он даже упал на колени, а слёзы у него так и лились.

И тут он поднял голову и взмолился ко мне. Он покаялся и попросил простить его. Он попросил ему помочь. Что ж, я помогу.

Теперь я не помню, что он был мне врагом, и я его ненавидела.

Ненависть прошла, мстить я не буду. Я милостива к тем, кто поклоняется мне.

Когда Эндрью Макдьюи добрался до дому, он увидел у двери толпу любопытных. Среди них был констебль Макквори и все три мальчика. Он приготовился к худшему. Но констебль козырнул и сказал:

— Я насчет вчерашнего, сэр…

— Да?

— Вы больше не беспокойтесь. Цыгане уехали. — Он помолчал и прибавил: — Спасибо вам. Плохо мы за ними смотрели.

Макдьюи кивнул.

— А девочка ваша…

— Да?

Макдьюи сам удивился, как покорно и обречённо прозвучал его голос.

— Я буду молиться, чтобы она поправилась.

— Спасибо, констебль.

Мальчики стояли перед ним и хотели что-то сказать. Ветеринар взглянул в лицо своим судьям. Хьюги Стерлинг спросил:

— Можно к ней зайти?

— Лучше бы не сейчас…

— Она умирает? — спросил Джорди.

Хьюги толкнул его и громким шёпотом сказал: «Заткнись!»

Макдьюи схватил руку Хьюги.

— Не трогай его! — сказал он и прибавил: — Да. Наверное, умирает.

— Нам очень жалко, — сообщил Джеми. — Я сам буду играть на волынке…

Макдьюи думал: неужели такие мальчишки, словно мудрые судьи, разобрали его дело и не осудили его?

— Что с медведем? — спросил неумолимый Джорди.

Макдьюи понял, что смерть медведя важней для этого мальчика, чем смерть Мэри Руа, но не обиделся и не рассердился, а почувствовал, что правды сказать нельзя.

— Он ушёл, Джорди, и больше страдать не будет, — ответил он.

Наградой ему были облегчение и благодарность, засветившиеся в глазах Хьюги Стирлинга.

— Мы знаем, что вы вчера сделали, — сказал Хьюги. — Вы… — Он долго не мог найти слова. — Большой молодец. Спасибо вам, сэр.

— Да, да… — рассеянно отвечал Макдьюи, а потом обратился к толпе: — Идите, пожалуйста. Когда это случится, вам скажут.

И вошёл в дом.

Доктор Стрэтси, Энгус Педди, миссис Маккензи и Вилли Бэннок сидели у больной в комнате.

— Где вас носило? — резко спросил Стрэтси.

— За помощью ездил, — отвечал отец.

Энгус Педди понял и спросил:

— Нашёл ты ее?

— Нет, — сказал Макдьюи, подошёл к постели, взял дочку на руки и почувствовал, что она почти ничего не весит. Прижимая её к груди, он взглянул на друзей с прежней воинственностью и крикнул: — Не дам ей умереть!

— Эндрью, — почти сердито окликнул доктор Стрэтси, — вы молились?

— Да, — отвечал Макдьюи.

Педди облегчённо вздохнул. Друг поглядел ему в глаза и прибавил:

— Я взяток не предлагал.

Доктор ушёл. Он уже не сердился и сказал на прощанье:

— Если вам покажется, что я нужен… зовите меня в любое время.

Макдьюи сам удивился, что ему хочется утешить и ободрить старого врача. Он не знал за собой такой сострадательности.

Ещё он был благодарен, что Стрэтси не говорил ему прямо жестоких, отнимающих надежду слов.

Проводив его, Макдьюи вернулся в комнату.

— Ещё не сейчас, — сказал он миссис Маккензи. — Я вас позову.

Они с Вилли ушли. Энгус Педди замешкался, и Эндрью попросил его остаться.

— Ты ходил к ней? — спросил священник.

— Да, — отвечал ветеринар. — Я звонил, она не вышла. Она не придёт. Всё кончено.

Педди решительно покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Нет. Ещё не всё. Ты сказал, что ты молился, Эндрью?

— Да.

— Помогло тебе?

— Не знаю.

— Помолимся вместе, а? — Он увидел, как побагровело лицо его друга, и сказал раньше, чем тот возразил ему: — На колени становиться не будем. Тебя услышат и так. Ты и рук не складывай. Любовь и милость не зависят от жестов и поз.