Туве Янссон - Мемуары Муми-папы

Мы приблизились к берегу.

На далеко выдававшемся в море мысу стояли Зверок-Шнырок и Зверок-Соусок и ждали. «Марской аркестр» подошёл к суше, и Фредриксон бросил конец нескольким верноподданным, которые стояли и любовались нами.

— Н-ну!

— Прошу прощения! — воскликнул Зверок-Шнырок. — Я женился.

— На мне, — прошептала Зверок-Соусок и сделала книксен.

— Но Мы же просили вас подождать до после обеда, — взмолился Самодержец. — А теперь прости-прощай, праздник, весёлая свадьба!

— Извините, нам было невмоготу ждать так долго! — возразил Зверок-Шнырок. — Мы в восторге друг от друга!

— О мои дорогие! — воскликнула Мимла, всхлипывая, и ринулась по сходням на берег. — Поздравляю! Она просто прелесть, эта Зверок-Соусок! Поздравьте их, ребяточки, теперь они муж и жена!

— Одна сатана, — сказала крошка Ми.

Тут Снифф прервал Муми-папу. Он вскочил в кровати и сказал:

— Стоп!

— Папа читает о своей юности, — укоризненно сказал Муми-тролль.

— Но также и о юности моего папы, — сказал Снифф с неожиданным достоинством. — Я много слышал о Зверке-Шнырке, но ни слова о некой Зверке-Соуске!

— Я как-то позабыл про неё, — пробормотал Муми-папа. — Она появляется лишь теперь…

— Ты забыл мою маму!!! — крикнул Снифф.

Дверь в спальню открылась, и в неё заглянула Муми-мама.

— Вы ещё не спите? — спросила она. — Мне послышалось, кто-то зовёт маму.

— Это я! — воскликнул Снифф и выскочил из кровати. — Подумать только! Мне все уши прожужжали эти папы, папы, папы, и вдруг я безо всякой подготовки узнаю, должна быть ещё и мама!

— Но ведь это так естественно, — с удивлением сказала Муми-мама. — Насколько я понимаю, у тебя была очень счастливая мама с большой коллекцией пуговиц.

Снифф сурово поглядел на Муми-папу и сказал:

— Вот оно что?!

— С массой коллекций пуговиц! — заверил его Муми-папа. — Камни, раковины, бусы, словом, всё что твоей душеньке угодно! К тому же она была чудо как хороша!

Снифф призадумался.

— О мамах так о мамах, — сказал Снусмумрик. — Как, собственно, обстояло с этой Мимлой? И что, у меня тоже была мама?

— Ну разумеется! — сказал Муми-папа. — И очень симпатичная к тому же.

— Тогда крошка Ми мне родня! — удивлённо воскликнул Снусмумрик.

— Да-да, конечно, конечно, — сказал Муми-папа. — Только не прерывайте меня. Ведь в конце-то концов, это мои мемуары, а не чья-то родословная!

— Можно ему читать дальше? — спросил Муми-тролль.

— Можно, — сказали Снифф и Снусмумрик.

— Спасибо! — с облегчением сказал Муми-папа и продолжил чтение.

Весь день Зверок-Шнырок и Зверок-Соусок принимали свадебные подарки. Наконец банка из-под кофе наполнилась, и пуговицы, камни, ракушки, ручки-шары от шкафов и ещё всякая всячина (чего я просто не в силах перечислить) сложились кучей на вершине горы.

Зверок-Шнырок сидел на всём этом в обнимку со Зверком-Соуском и был на верху блаженства.

— Ужас как хорошо быть женатым, — сказал он.

— Возможно, — сказал Фредриксон. — Но послушай. Обязательно ли приглашать на свадьбу тётку той Хемульши? И скалотяпов?

— Прошу прощения, но скалотяпы очень бы опечалились, если бы не смогли последовать за ней, — сказал Зверок-Шнырок.

— Ох уж эти тётки! — воскликнул я.

— Положа руку на сердце, — откровенно признался Зверок-Шнырок, — я, собственно, не сгораю от жажды свидеться с ней. Но прошу прощения! Меня мучают угрызения совести. Ведь это я высказал пожелание: пусть кто-нибудь будет столь любезен и съест её!

— Гм… — хмыкнул Фредриксон. — А впрочем, в этом что-то есть.

К часу прибытия пакетбота мыс, все пригорки и пляжи были сплошь заполнены верноподданными Самодержца. Его Величество сидел под балдахином на самом высоком холме, готовый дать знак добровольному духовому оркестру хемулей.

Зверка-Шнырка и Зверка-Соуска посадили в свадебную лодку в виде лебедя.

Все были очень возбуждены и обеспокоены, ибо молва о тётке той Хемульши и о том, какой ужасный у неё характер, уже облетела всю страну. К тому же все с полным основанием опасались, что скалотяпы подорвут мощь королевства и съедят весь лес в Парке Сюрпризов.

Однако никто ни словом не обмолвился об этом молодожёнам, и они с чистой совестью продолжали обмениваться пуговицами.