Кэтрин Патерсон - Каменное сердце

Они нашли Фатта стоящим на пороге и жующим кусок пирога. За спиной у него миссис Фатт снимала шкуру с медведя, которого он только что принес домой на плечах.

— Добрый день, Фатт, — сказал Брок.

— Добрый, — ответил Фатт с набитым ртом.

— Ты перекусываешь, как я вижу, — вежливо сказал вождь.

— Ты правильно видишь.

— А тебе не приходила в голову мысль о том, что многие отважные мужчины тоже перекусывали бы сейчас, если бы ты их не умертвил?

— Ха! — фыркнул Фатт. — Не будь столь сентиментальным. — И он снова взялся за свой пирог.

Последовало долгое мучительное молчание, во время которого можно было услышать, как собравшиеся моргают.

Наконец Брок слез со своего паланкина и, глядя Фатту прямо в глаза, сказал:

— Послушай, Фатт. Я твой вождь, так или нет?

— Нет, — ответил Фатт.

— Тогда я обвиняю тебя в государственной измене, — сказал Брок, начиная терять терпение, — и ты знаешь, какое за это полагается наказание.

— Да при чем тут это, — отмахнулся Фатт. — Я могу сказать только то, что я не признаю тебя вождем этого племени и сам заявляю свое право на эту должность.

— Может быть, ты объяснишь мне почему? — сказал Брок.

— Потому что я сильнее, больше и моложе тебя, а также обладаю лучшими лидерскими качествами, чем ты, — сказал Фатт.

— Вполне возможно, — ответил Брок, — хотя я и не готов согласиться со всем вышеперечисленным. Но поскольку я вождь и все эти леди и джентльмены полностью удовлетворены тем, как мы с моей женой управляем жизнью племени, не пристало тебе говорить такую чепуху. Ты в меньшинстве.

— Значит, так тому и быть, — сказал Фатт. — Посмотрим, кто же присоединится к этому меньшинству?

Никто не сказал ни слова, и тогда грозный Фатт поплевал на ладони и взялся за свой боевой топор.

— Если вы все не присоединитесь к меньшинству, то вам придется присоединиться к большинству! — прокричал он, и с этой страшной угрозой он обратился за помощью к Духу Грома и смело набросился на все племя. Первым же ударом он замертво уложил Брокотокотика, а Дух Грома, хотя сам никого и не убивал, все же изрядно грохотал и ревел — видимо, для разнообразия.

На этом инцидент был исчерпан, и оставшиеся воины сдались единодушно, потому что жены умоляли их, заклиная детьми, — и, кроме того, потому что Фатт пообещал им всем подарки по случаю его следующего дня рождения. Затем Фатт надел медвежью шкуру, украшенную кроличьими хвостиками, и корону из перьев зимородка, и все склонились перед ним и спросили, каков будет его первый приказ как вождя племени.

Первым делом Фатт приказал соорудить погребальный костер и сжечь на нем тело Брока. Это были пышные похороны, по случаю которых Фам сочинил погребальную песнь, такую длинную, что пели ее целых три дня кряду. По традиции, соблюдавшейся в случае внезапной смерти, пепел от тела Брока нужно было унести на много миль от Гримспаунда и захоронить под огромной кучей камней. (Для того чтобы его дух затерялся в болотах на полпути и не смог найти обратную дорогу домой.)

— Затем я взойду на гранитный престол, и несколько месяцев мы день и ночь будем ликовать, есть и пить, пока не лопнем. А когда после этого мы затоскуем по физическому труду и активной деятельности, я поведу вас на наших врагов.

Так Фатт занял место Брока. Мы не будем вдаваться в подробности всех ужасных деяний, которые он совершил, потому что они слишком страшны, чтобы о них говорить. Он выиграл все свои битвы, и люди его племени подчинялись ему беспрекословно, хотя все они ненавидели землю, по которой он ходил. Бедная миссис Фатт была так несчастна, что умерла от горя, но Фатта это мало заботило. Он женился еще на двадцати семи женах, и всем им пришлось несладко.

Среди других его деяний было уничтожение всех болотных страшилищ, за исключением одного — его он держал на цепи, чтобы пугать детей. Благодаря Фатту его племя стало самым свирепым, самым жестоким и самым сильным племенем в Дартмуре. Однако, несмотря на все богатство и силу этого племени, несмотря на новые дороги и камины, несмотря даже на то, что Фатт изобрел сельское хозяйство и провозгласил множество праздников, никто не любил его — потому что правил он исключительно с помощью страха.