Лев Кузьмин - Баба Яга и ее внучки Ягобабочки

Вот взбрело ему потешиться и над своим старшим министром-визирем.

Задаёт царь визирю вопрос:

— Когда обед в горшке перекипит, что огню он говорит? Отвечай быстро, иначе, сам знаешь, тебе несдобровать!

Визирь был находчив, но от такого вопроса тоже, как все, растерялся, тоже, как все, испугался.

Стал царя умолять отсрочить ответ хоть на один день да на одну ночь.

Царь поморщился.

— Не в моих правилах давать отсрочки! — сказал он. — Да уж ладно, тебе, визирю, снисхождение сделаю.

Кинулся визирь домой, сменил богатое платье на простое, сменил парадную обувь на обувь покрепче и отправился в путь.

«Вдруг да где-нибудь на дороге встречу человека посмекалистее! Вдруг да кто мне подскажет ответ на царский вопрос».

И вот он идёт с горы на гору, спешит из долины в долину и нагоняет в пути крестьянина.

Крестьянин седой, старый.

«Вот он, возможно, и даст мне мудрый совет», — думает визирь.

Он старику поклонился, спросил, нельзя ли пойти вместе.

— Отчего нельзя? — говорит старик. — Пожалуйста, пойдём!

И они пошли вместе.

Идут-идут — крепко устали.

Визирь опять думает: «Теперь пора и поговорить с попутчиком насчёт царского вопроса. Только хорошо бы сначала проверить, так ли он смекалист, каким кажется».

И говорит крестьянину вслух:

— Утомились мы, добрый человек! Ноги не шагают у обоих. Давай или я тебя приподниму да понесу, или ты меня приподними да понеси, путь покажется короче.

Крестьянин опешил:

— Ты что? Виданное ли дело друг друга на спине тащить? Так мы больше умаемся!

— Тогда, — говорит визирь, — загляни вон в тот лесок, принеси оттуда ещё по одной ноге для себя и для меня.

Старик совсем поразился:

— Откуда в лесу ноги? Да и человек должен ходить на своих на двух ногах, а не на трёх. Мы ведь не чудища какие-то!

— Что ж, — вздыхает визирь, — тогда пойдём дальше на своих на двоих.

Шли, шли — видят пшеничное поле. Над ним тугие стебли к небу так и тянутся, зелёные, молодые колосья под ветром так и дышат.

Решил визирь испытать старика-крестьянина на смекалку в последний раз:

— Скажи, мудрый человек, это пшеничное поле уже съедено или ещё не съедено?

Старик на визиря рукой махнул:

— Опять глупости спрашиваешь! Как же съедено, когда колос только-только набирает силу, когда сюда ещё не приходили жнецы?

Отступился визирь от старика, хотел было свернуть на другую дорогу. Да тут показалась деревня, а в ней стариков дом.

— Отдохни у меня, — приглашает старик. — А то куда на ночь-то глядя пойдёшь ты, нездешний да этакий неразумный? Ещё заблудишься в горах!

Визирь оглянулся, а в горы из ущелий и вправду поднимается ночь.

Делать нечего, вошёл визирь в крестьянский дом.

Там встретила его старикова молоденькая дочка. Она собрала совсем скромный ужин. А потом хозяин отвёл гостя спать-отдыхать.

Визирь лёг, да только сна у него — ни в одном глазу. Он всё мается над царским вопросом, а ещё слышит, как рядом, за тонкой дверью, хозяин разговаривает с дочкой.

Дочка спрашивает:

— Кого это ты привёл?

— Да неизвестно кого. Полоумного какого-то! Всю дорогу он докучал мне бестолковыми разговорами, плёл околесицу. Жаль мне стало беднягу, вот я и пригласил его ночевать.

— Но какие он всё же разговоры-то вёл?

— А сперва сказал: «Мы очень устали, так давай или я тебя приподниму, понесу, или ты меня приподними, понеси».

— Что ж ты ему ответил?

— А ответил: «Друг друга в пути на себя сажать — ещё больше измучишься!»

— Эх, не понял ты своего попутчика, отец! Совсем не понял! Он ведь что хотел: расскажем, мол, друг дружке на ходу что-нибудь интересное, и за разговором приподнимется настроение, да и путь покажется намного короче… Ну а ещё что он говорил?

— Уговаривал меня заглянуть в лес, принести нам оттуда обоим по третьей ноге!

— А ты?

— А я: «В лесу ноги не растут, и на трёх ногах люди пока что не ходят!»

— И здесь ты, отец, ничего не понял! Это ведь он просил вырезать дорожные посохи. С посохом идти по горам всегда легче. Скажи, какой ещё был разговор?

— Да совсем уж несуразный! Съедено наше пшеничное поле или не съедено, когда на нём только-только первые колосья наливаются. Младенцу ясно — не съедено.

— Нет, отец, — говорит девушка, — если разобраться, наше поле съедено. Ты разве забыл, что зимою брал из царских кладовых хлеба-то в долг, и теперь нам надо рассчитываться за этот долг по мере тройной? Не останется у нас опять для себя ни зёрнышка, вот и выходит — поле съедено…