Натали Бэббит - Вечный Тук

Винни подтянула свое детское кресло-качалку к окну спальни и уселась в него. Кресло подарили ей, когда она была еще совсем маленькой, но до сих пор она любила раскачиваться, втиснувшись в него, когда никто не видел. Это вызывало в памяти что-то приятное, утешительное, давно позабытое. А сегодня вечером ей хотелось именно этого.

Констебль привез ее домой. Все тут же бросились к ней, схватили, оставив ворота незапертыми, мама плакала, отец молча сжимал ее в объятиях, бабушка что-то возбужденно бормотала. Когда констебль сказал, что она сбежала по собственному желанию, наступило тягостное молчание, но продлилось оно не более минуты. Они не поверили, просто не могли поверить этому, и бабушка заявила:

— Это все эльфы. Мы слышали их. Они ее околдовали.

Ее привели в дом, искупали, накормили и продолжали ласкать, и обнимать, и расспрашивать, с улыбкой отказываясь верить ее ответам: она убежала с Туками, потому что… ну, просто ей так захотелось… Туки очень хорошо отнеслись к ней, кормили ее оладьями, брали с собой на рыбалку…

Туки — хорошие и добрые люди. Однако все хорошее впечатление, которое Винни пыталась создать о своих друзьях, вмиг развеялось, когда она рассказала, что случилось с человеком в желтом костюме. Неужели родители и вправду отдали ему лес в обмен на нее? Да, отдали. Ну, так, возможно, он ему уже не понадобится. Мэй ударила его ружьем. Ему сейчас очень скверно.

Родители выслушали новость со смешанным чувством надежды и страха, и отец сказал:

— Надеюсь, лес снова будет нашим, если этот человек… то есть если он не…

— То есть если он умрет, — твердо произнесла Винни, и все, поразившись, словно застыли на миг.

Затем ее уложили спать, осыпав поцелуями. Но, выходя на цыпочках из спальни, они с беспокойством оглядывались на нее, будто почуяв, что в девочке что-то изменилось.

Что ж, думала Винни, опершись руками о подоконник, она и впрямь изменилась. То, что с ней случилось, касалось только ее, и с этим ничего не поделаешь. Это — факт. И сколько бы она ни объясняла, все равно ее не поймут. Ей было радостно и вместе с тем одиноко. Она раскачивалась в кресле и вглядывалась в сумерки, погружаясь в надежный покой. Это чувство связывало ее с мамой, отцом и бабушкой крепкими нитями, слишком давними и дорогими для нее, чтобы их можно было разорвать. Но сейчас появились и новые нити, так же крепко привязывающие ее к Тукам, и она ощущала, как настойчиво они притягивают ее к ним.

За окном, над лесом, небо погружалось в темноту. Ни малейшее дуновение ветерка не освежало душную августовскую ночь. А вдали, на горизонте, над вершинами деревьев, блеснула яркая вспышка. Ослепительные белые молнии беззвучно сверкали вновь и вновь. Словно вспышки боли, подумала Винни. Скорей бы разразилась гроза!

Обхватив голову руками, она зажмурилась. И тут же перед ней возник человек в желтом костюме. Винни как наяву видела его, неподвижно лежащего на выжженной солнцем траве.

— Он не может умереть, — прошептала она, подумав о Мэй. — Не должен!

Винни вспомнила, что этот человек собирался сделать с источником, и словно услышала голос Тука: «Они все ринутся туда, как свиньи к корыту…» И поймала себя на мысли: «Если это правда насчет источника, тогда ему лучше умереть. Вот почему Мэй его…»

Вдалеке на дороге послышался дробный стук копыт: всадник торопился в деревню. А вскоре Винни услышала шаги, и в дверь постучали. Потихоньку выскользнув из комнаты, она затаилась наверху в тени лестницы. Это был констебль. Винни слышала, как он говорит:

— Значит так, мистер Фостер. Мы не можем настаивать на обвинении в похищении, так как ваша дочь заявляет, что похищения не было. Но в данном случае это не важно. Только что вернулся доктор. Этот парень… тот самый, которому вы продали землю… он умер.

Наступила тишина. Затем послышалось невнятное бормотание нескольких голосов, затем чиркнули спичкой, и до Винни донесся едкий сигарный дым.

— Да, здорово она его огрела. Он так и не очнулся. В общем, дело ясное, я все видел сам. Я все видел. Так что никаких вопросов. Ее как пить дать повесят.