Дмитрий Арефьев - Тук-тук, можно войти?

История основана на аномальном древнем явлении, свидетельства о котором уходят корнями в дохристианскую эпоху, поэтому любые совпадения с реальными людьми могут быть не случайными. Все имена и события вымышлены.

В четыре тридцать утра, когда на безмолвный пустой перрон опустился туман, на станции не было ни души. Ни звука. Разве что хриплое карканье ворон где-то там, далеко за тёмной стеной леса, нарушало предутреннюю тишину. Томительное бездействие семафора и изъеденный ржавчиной громкоговоритель над дверями вокзала будто говорили, что станция давно мертва. Но это было не так, хотя вот уже несколько лет усталые рельсы не видели ни планового ремонта, ни поездов дальнего следования. Только пригородные электрички, о прибытии которых давно никто не объявлял, изредка оживляли старый вокзал.

Ни звука вокруг. Безмолвие железных путей, уходящих длиной кривой за горизонт, наводило на мысли о вечном, и если бы не топот тяжёлых шагов, эхом разносящихся по вокзалу, не механический шум роликов громоздкого чемодана, то ничто не помешало бы насладиться этой тишиной.

Лицо высокого мужчины было скрыто натянутой на глаза шапкой. В длиннополом драповом пальто с поднятым воротником он тащил за собой огромный бордовый чемодан, разделённый надвое по периметру широкой молнией замка с плюшевым зайчиком на бегунке. Выдвижная ручка, на первый взгляд кажущаяся надёжной, едва справлялась с возложенной на неё ношей. Она изгибалась, как упругий канат под весом канатоходца, когда чемодан вдруг сам собой наклонялся то в одну, то в другую сторону, пытаясь вырваться из рук своего владельца. Человек не ослаблял хватку и продолжал идти вперёд, озираясь по сторонам. Наконец, остановившись под белым пятном уличного фонаря у выцветшей таблички с надписью «Платформа В», мужчина окинул настороженным взглядом безлюдный перрон, удостоверился, что вокруг никого, и только после этого поставил чемодан на ножки. Он сделал это медленно. Даже слишком, словно боялся потревожить его хрупкое непослушное содержимое. За немой маской искусственного спокойствия скрывалось волнение, которое выдавала дрожащая ладонь на ручке чемодана. На лбу выступила испарина. Изо рта шёл пар. Человек пытался восстановить дыхание и не отвлекаться на посторонние звуки, доносящиеся из чемодана. Внутри кто-то стонал. Гортанные звуки были едва различимы, будто их источник был не рядом, а глубоко под землёй. При брезжащем свете фонаря можно было разглядеть измождённое, впалое лицо с засохшими каплями крови на щеке. Молодое строгое лицо, навсегда запечатлевшее последствия ужасной встречи с чем-то невообразимым, с тем, от чего в его глазах не осталось больше живого огня, не осталось вообще ничего, кроме леденящей душу нечеловеческой природы и бездонной пустоты. В безликом волевом взгляде читался холодный расчёт. Он точно знает, что ему делать. Пальцы крепче сжали ручку непослушного чемодана.

Рельсы вдруг протяжно запели. В ответ этому в тумане зажегся головной прожектор пригородной электрички. Состав следовал до конечной – подальше от этих мест, подальше от всего живого.

***

От того, чтобы не закричать и не уйти прочь, Сашу Горохову сдерживало только лишь её положение. В горле застрял комок. Ещё мгновение – и она не справится с нахлынувшим на неё волнением. На этот раз отнюдь не беспричинным. Снова приступ. Последний раз она испытывала его больше года назад и думала, что навсегда избавилась от этого недуга. Теперь она снова буквально дрожала от страха. Последний месяц беременности не самый опасный срок для малыша, но Саша с детства была излишне мнительной и подверженной приступам паники. К счастью, с возрастом панические атаки почти прекратились, позволяя врачам сделать долгожданное заключение – противопоказаний к родам нет. В своих мечтах она слышала частый топот малюсеньких ножек в детской комнате, чувствовала заботу любящего мужа и верила, что судьба подарит ей шанс воплотить свои мечты в жизнь.

Биологических родителей Саши никто не знал по той самой причине, что однажды, холодной осенней ночью, её кто-то оставил на крыльце первого попавшегося частного дома. К счастью или сожалению, дом, у двери которого оказалась картонная коробка с новорожденным младенцем, принадлежал Егору Дмитриевичу, больше известному, как Митяй. Он обнаружил нежданную находку только под утро, когда протрезвел ровно настолько, чтобы снова научиться ходить.