Дик Кинг-Смит - Магнус-Супермыш

— А ты небось его дядя, — усмехнулся он.

Крупный белый вислоухий кролик запрыгал по столу и присоединился к мышам. Раздался хор писков и ворчливых звуков.

— Ох, дядя Роланд! — радостно воскликнула Маделин. — Вы ведь говорили, что мы опять встретимся! Говорили, чтоб мне с места не сойтить.

— Не сойти, — поправил Марк Аврелий.

— Ну, Маркуша, я так и сказала. Помню, как сейчас, все ваши слова. «Перед моим мысленным взором, — так вы сказали, — триумфальное воссоединение Магнуса-Супермыша…»

— …с его очаровательной мамой, — вставил Марк.

— …и его мудрым отцом, — закончила Маделин.

— В самом деле говорил, — подтвердил Роланд, и в голосе его послышалась трудноскрываемая нотка гордости. — Я безмерно рад за вас троих. — Он обернулся к Магнусу. — Как поживаешь, мой мальчик? Всё в порядке?

— Да, спасибо, дядя Роланд. Сейчас мне требуется только одно — поесть. А теперь смотрите!

И он крикнул, обращаясь к Джиму, своё самое первое и любимое слово.

Крысолов послушно достал из кармана конфетки. Когда к ним приблизилась его ручища, Маделин и Марк Аврелий нервно отскочили назад.

— Всё в порядке, — успокоил их Джим. — Не бойтесь. Я вам ничего плохого не сделаю.

— Всё в порядке, — сказал Роланд. — Не бойтесь, он вам ничего плохого не сделает.

— Ну, дядя Роланд, раз уж вы так говорите, — дрожащим голосом пролепетала Маделин. — Не скрою, я до того испугалась, чуть не взвизгнула.

Марк Аврелий нервно хихикнул.

— А мне даже послышалось, что взвизгнула.

Глядя, как Магнус расправляется с конфеткой, Джим вдруг вспомнил, что из-за драматических утренних событий не позавтракал.

— Что нам всем нужно, — сказал он, — так это хороший сытный завтрак.

— Что нам всем нужно, так это хороший сытный завтрак, — проговорил Магнус.

Джим повернулся и пошёл в кладовку.

— Должен сказать, — заметил Роланд, — ты его здорово выдрессировал.

Скоро крысолов вернулся, неся поднос, который осторожно поставил на стол перед всей компанией. Для Магнуса там, конечно, лежал батончик «Марс». Для Роланда — громадная морковка. А перед Маделин и Марком Аврелием Джим положил большой ломоть чеддера. Он смотрел, как они сидят, держа чеддер в передних лапках, не спуская с Джима чёрных глаз. «Мама и папа Его Величества, — думал он. — Хотел бы я знать про него всё с самого начала. Вот если бы вы умели разговаривать».

Он ухмыльнулся, глядя на них.

— Это твёрдый сыр, — сказал он. — Приманка для мышеловки.

— Мне кажется, он хочет что-то нам сказать, — заметила Маделин. — Что он говорит, Магнус, не знаешь?

— Боюсь, я не понимаю, мамочка, — ответил Магнус. — Люди только и умеют издавать какое-то гудение. Вот если бы они умели разговаривать… По сравнению с животными их способность к общению кажется в крайней степени рудиментарной.

— Магнус-Супермыш!

— Что, мамочка?

— Ты стал говорить совсем как твой отец!

Марк Аврелий, у которого рот был набит сыром, слушал их с самодовольным видом. Нос у Роланда бешено задёргался.

— Так ли сяк ли, — Маделин снова куснула сыр, — а нам, считаю, сильно повезло. Пускай человек и не умеет говорить как следовает, зато уж голодом он нас не заморит. Поглядите на него!

Джим, пока его собственный завтрак жарился на сковороде, хлопотал, выставляя ещё один набор деликатесов.

Для вегетарианца Роланда тут были капустные листья, хлеб, яблоко. Для остальных — печенье, горсть кукурузных хлопьев, смарти, шкурки от бекона.

— У него всегда недурной стол, — заметил Магнус, беря в рот петибер. — Он хлебосольный хозяин.

Наконец пиршество закончилось. Крысиный Джим расправился с любимыми беконом, яйцами, сосисками, хлебом с мёдом и кружкой за кружкой сладкого чая с козьим молоком. Роланд улёгся, испытывая приятную сытость, разложив по сторонам уши, полузакрыв красные глаза. Животики у Маделин и Марка Аврелия надулись, как воздушные шарики. И даже Магнус наелся.

— Чтоб тебе! — проговорила Маделин. — Больше в меня не влазит.

— Больше в меня не лезет, Маделин, — проговорил Марк.

— Ничего удивительного.

Марк Аврелий с важным видом откашлялся.

— Сейчас я скажу благодарственную речь. — Он повернулся к Джиму. — Добрый человек, — начал он.

— Марк… Аврелий!

— Что, Мадди?

— Какой толк говорить это человеку.

Марк Аврелий вздохнул.

— Дорогая моя Мадди, — сказал он терпеливым тоном, — с одной стороны, сомнений в том, что он добрый человек, нет, но, с другой стороны, ему действительно не понять, что я скажу.