Дик Кинг-Смит - Шпунтик собачья лапа

— Ой нет! — сокрушенно воскликнула миссис Барлилав. — Ой нет!

— В чем дело, дорогуша? — послышался голос соседки, миссис Гобблспад. — Мертвенький?

— Да нет, — ответила миссис Барлилав. — Пока вроде жив.

Миссис Барлилав была вислоухая свинья глостерской пятнистой породы, белая в черных круглых кляксах, как будто великан стряхнул на нее грязную кисть. Этой ночью она разродилась восемью поросятами. Семеро были как на подбор, крепкие, пухленькие — видно, что уже насосались материнского молока. Но восьмой, как она только что разглядела, был хилым тощим заморышем, вдвое меньше остальных, с большой, не по росту, головой и выражением безнадежности на физиономии.

Это был недомерок, какие иногда неизвестно почему рождаются гораздо более слабыми и маленькими, чем его братья и сестры. В разных частях Англии их называют по-разному: мозгляк, брачок, никчемыш. В Глостершире их кличут шпунтиками.

В соседнем стойле послышался шорох, царапанье, и над перегородкой показалась голова миссис Гобблспад.

— Вот ведь беда какая, — произнесла соседка. — Уж как мне жаль, миссис Барлилав. Может, он просто мелковат?

— Нет, — отозвалась миссис Барлилав. — Он настоящий шпунтик.

Надо сказать, почти у каждой мамаши пятнистой породы в этих девяти стойлах рождался хоть один шпунтик на протяжении их материнской карьеры. И это не считалось позором, о чем надо перешептываться по углам, ничьей вины тут не было. Но это доставляло огорчение, большое огорчение. Мечта каждой свиньи — вырастить здоровых, один к одному, упитанных поросят. Поэтому в то утро, когда новость облетела хлев, во всех девяти стойлах то и дело слышалось сочувственное хрюканье. Обитательницы их закатывали глаза и потряхивали висячими ушами. «И служителю это не понравится», — говорили они друг другу. Свинаря они считали своим слугой, поскольку он только и делал, что прислуживал им: кормил, поил, чистил стойла и приносил свежую подстилку Когда наступал сезон выставок, к его обязанностям добавлялась еще одна: чистить, скрести и смазывать растительным маслом участников, чтобы показать во всем блеске их упитанную красоту. Между собой они называли его — да и обращались к нему тоже, только он их не понимал — просто «свинарь», все равно как римский аристократ сказал бы «раб». Свинарю не понравился бы факт рождения у миссис Барлилав шпунтика. Такие поросята если и выживали, то росли очень и очень медленно, а возни с ними было не обобраться.

Соседка миссис Барлилав по другую сторону от нее, миссис Суиллер, оперлась передними ногами на загородку и делилась новостями со следующей в их ряду соседкой, миссис Суидчоппер.

— Пусть бы просто недоросток, миссис Суидчоппер, тогда бы еще полбеды, — печально говорила она. — Так ведь бедняжка, видать, к тому же родился уродом.

— Да что вы говорите, миссис Суиллер? — в ужасе спросила соседка. — Неужто уродом?

— Да, у него передние ножки не в порядке.

— Как это?

— Внутрь глядят. Да и не похожи они на свинячьи копытца, больше на собачьи лапы смахивают.

Миссис Гобблспад тоже обратила внимание на горестную для миссис Барлилав деталь и поведала о ней своей соседке, миссис Мэйзманч, и постепенно всюду повысовывались головы и мамаши, удобно опершись передними ногами на перегородки, принялись обсуждать событие. Лишь в стойле номер пять посередине ряда не высунулась голова, — миссис Барлилав по-прежнему стояла на месте, с огорчением разглядывая свое уродливое дитя. Его семеро братьев и сестер настойчиво повизгивали у нее под ногами, требуя, чтобы она улеглась и опять покормила их. Так она и поступила, но шпунтика во всеобщей толкотне сшибли с ног, он оказался на спине и беспомощно заболтал в воздухе своими нелепыми косолапыми ножками.

Но даже когда он сумел встать на ноги и попытался тоже пристроиться поесть, его беспрерывно отпихивали, и ему досталось очень мало молока. Начиная с миссис Трофликкер из стойла номер один до миссис Грабгаззл из номера девять, все были убеждены в одном: свинарь не оставит здесь уродца.

— Свинарь его заберет, — говорили они.

— Уж это точно.

— Само собой — с такими-то ногами.