И дело было не только в количестве исчезнувшего корма, не только в следах зубов на мышеловке. Его острые глаза приметили грязные следы ног на бумажных мешках под полкой. Очень большие следы, больше, чем у обыкновенной крысы. Такие, наверное, были только у того единственного, кто не поддался музыке гаммельнского дудочника, того, кто «стойкий, как Юлий Цезарь» переплыл реку, чтобы оповестить своих.
Крысиного Короля в сарае не оказалось, но кое-кто очень крупный там имелся, о чём ему безошибочно сказал его острый нюх.
— Интересно, — тихонько сказал Крысиный Джим. — А не Мышиный ли ты Король?
Между тем Магнус постепенно опять заснул. До этого он некоторое время лежал, прислушиваясь к людским голосам и ко всяким другим звукам, закончившимся стуком захлопнутой двери. В мозгу у него, работавшем сейчас ещё замедленнее обычного из-за количества съеденного, лениво промелькнуло подозрение, что он заперт, но ему было тепло и уютно в резиновом сапоге, а из сарая он прогрызёт себе выход наружу, когда захочет.
Разбудили его опять какие-то звуки, и он сразу учуял восхитительный запах. Он выбрался из сапога, залез на полку, и там глазам его предстало весёлое пиршество.
Полдюжины мышей (владелец дома неизвестно по какой причине не поставил здесь мышеловки, в которую попался Марк Аврелий) с увлечением грызли тёмно-коричневый предмет, от которого исходил сладостный запах. Они попискивали от возбуждения и восторга и сперва не заметили Магнуса. Затем кто-то сказал: «Глядите, ребята, крыса пожаловала!» И тут все перестали есть и уставились на Магнуса.
— Не крыса, — оскорблённым тоном отозвался Магнус.
— А кто же тогда? — спросил ещё один.
Магнус смутился, его стесняло общество этих незнакомых крикунов. И тогда третий нахально пропищал:
— Ты что, язык проглотил?
Магнус уже начинал сердиться.
— Мыш, — хрипло сказал он.
Тут они все повалились на землю, не в силах держаться на ногах от хохота.
— Мышь, мышь, мышь! — визжали они. Наконец им надоело насмехаться над ним и, повернувшись к нему спиной, они снова принялись грызть.
Магнус рассвирепел. Одна сторона металлической коробки, в которой пировали мыши, была открыта, и туда ринулся Магнус с оглушительным криком «укусить!». Крик этот заглушил щёлканье дверцы, которая под его тяжестью захлопнулась.
Он вдруг очутился один, так как остальные сбежали между прутьями, а перед ним оказался дивно пахнущий предмет, на котором оставались следы крохотных зубок, трудившихся над ним до того. Магнус-Супермыш с жадностью без всякого усилия поднял батончик «Марс». Держа его передними лапами, он широко раскрыл рот и откусил большой кусок.
— Хорошо! — сказал Магнус и откусил ещё раз. — Хорошо! — повторил он.
Вскоре с шоколадным батончиком было покончено.
— Ещё! — машинально сказал Магнус.
Он огляделся по сторонам, ища других мышей, но они исчезли. Он поискал взглядом дверцу, через которую вбежал, но вход тоже исчез.
Магнус толкнулся по очереди во все стенки, но ни одна не поддалась. Он попробовал перегрызть толстую проволоку, но ничего из этого не вышло. На минуту он приостановился, задыхаясь от злости и отчаяния, и тут ему ясно вспомнились давние уроки Маделин, которые она давала ему в свинарнике: «Остерегайся мышеловки!» Он так и слышал интонацию, выражение, с какими произносил эти слова голос, который он так любил и который он никогда больше не услышит!
В этот момент сильный северный ветер, задувший через сад, донёс до него запах его любимой матери.
Он откинул назад голову.
— Ма-моч-ка! — завопил Магнус-Супермыш.
Глава десятая
СЕДЬМОЙ САМЕЦ
Этот сильный ветер, задувший с севера, полностью заглушил крики Магнуса о помощи. Да и Маделин как раз впервые забыла думать о сыне в заботах о раненом муже.
По приглашению «нашего милого мистера Роланда» она устроила для мужа удобную постель из сена в спальной части клетки, скрытой от случайных глаз, и теперь беспрерывно занималась тем, что сновала взад и вперёд, принося мужу самые лакомые кусочки из кроличьей миски (Марку Аврелию особенно пришлись по вкусу кукурузные хлопья).
Роланд с симпатией наблюдал, как она снуёт туда-сюда. Старый одинокий холостяк уже давно примирился с одиночеством и только теперь осознал, насколько ему не хватало общества других. Его привлекла эта мышиная семья: Маделин с её деревенской смекалкой, острым язычком и добрым сердцем; образованный многоречивый Марк Аврелий… их диковинный сын.
Читать дальше