Сат-Ок - Белый мустанг

Промолвив это, Великий Дух выпустил изо рта большой клуб дыма, в нём постепенно и растаяла его фигура.

Тули напряг зрение, но вокруг себя он видел только громадные деревья, будто затянутые белым туманом. В его глазах пропадали, исчезали силуэты деревьев, всё слабее он слышал птичье пение и наконец погрузился в глубокую тишину и мрак.

Рыжая белка спустилась по стволу дерева. Её зоркие глаза заметили смерть. Она запищала жалобно, выпрямила хвост и одним прыжком оказалась на ветке дерева, где с грустью оповестила синиц о смерти отважного Тули.

Напрасно люди в селении ожидали возвращения охотника. Мать долгими днями и поздними вечерами всматривалась в северную сторону леса в надежде, что её сын, как всегда, покажется из-за деревьев, увешанный добычей.

Тули и Осимо не возвращались.

Данако все дни проводила в лесу в поисках любимого мужа и маленького Осимо.

Словно стройная берёза, она стояла на скале и выспрашивала у деревьев:

— О высокие деревья, вы в знойные дни укрываете меня своей тенью и знаете ночную и дневную жизнь леса. Скажите мне: не видели ли вы моего любимого? Не проходил ли здесь славный Тули с маленьким Осимо?

Деревья протягивали свои зелёные руки навстречу девушке и тихо шумели на языке леса:

— Тули проходил этим путём, здоровый и лёгкий, словно рысь, но его стопы не протоптали обратных следов... Спроси лучше, милая Данако, у ветра — ведь он бегает по всему свету.

Девушка подставила лицо Ветру Севера и спросила:

— Ветер, охотничий ветер, скажи мне о любимом: не видел ли ты его?

— Я шёл за ним до самой южной страны, — ответил суровый Кабинока. — Там кончается мой путь, и я ничего не знаю о Тули и Осимо. Ты спроси о них лучше у моего брата, Шавондази — Ветра Южного. Это — его владения.

Бедная девушка стояла на скале грустная, как плакучая ива, и ждала Южного Ветра.

Вдруг к её ногам спрыгнула рыжая белка, а на плечи уселись две синицы и красногрудая малиновка. Данако присела на корточки на скале и прижалась щекой к рыжей шёрстке зверушки.

— Что скажете мне, мои маленькие лесные сестры? — прошептала она. — Может быть, вы видели Тули? Расскажите мне о нём.

— Ой, бедная Данако, он уже никогда не вернётся к тебе, уже не расчешет твои чёрные косы гребнем из рога оленя-великана, которого сам добыл в лесу, — шепнула белка.

— Он уже не встретит тебя победным кличем и не прижмётся своими плечами, как он делал всегда, когда возвращался со славой с охоты, — прощебетали синицы.

— Из его сердца вытекла тёплая кровь и вся до капли впиталась в лесные травы, а в твоё сердце вошла грусть, чтобы поселиться в нём навеки, бедная Данако, — тихонько пропищала малиновка.

— В далёкую дорогу отправился славный Тули, он ушёл в Страну Вечного Покоя. Усыпил его навеки Кен Маниту, — заплакали птички.

Услышав это, Данако без чувств упала на холодную скалу, смуглое лицо девушки стало бескровным и бледным.

Перепуганные птицы улетели в лес. Осталась лишь маленькая рыжая белка.

Только поздней ночью Данако пришла в себя. Её привела в чувство ночная прохлада.

Она поднялась с холодной скалы и глазами, в которых не было слёз, смотрела на тёмную чащу.

Черты её лица стали резче и твёрже.

Изменившимся голосом она сказала белке:

— Маленькая подружка, проводи меня туда, где лежит мой любимый. Проведи меня прямой дорогой, чтобы я укрыла его голову от лучей восходящего солнца.

Не чувствуя острых камней, калечивших её ноги, не замечая кустов глога, цеплявшегося за её платье и волосы, она бежала и бежала за белкой.

Она нашла его. Он лежал ничком — лицом в траву, — словно хотел последним поцелуем проститься с землёй, на которой родился, по которой ходил и которая кормила его, с любимой землёй, напоённой запахами трав, — со второй своей матерью.

Данако всматривалась в мёртвые, застывшие черты лица.

О, сколько раз она смотрела на него, когда, усталый после охоты, он отдыхал в типи у тёплого костра! Уже никогда больше не откроются его глаза, чтобы встретиться с её взглядом, а уста не произнесут её имени.

Погиб Тули, её любимый, дорогой Тули.

Она не могла плакать. Сердце, сдавленное болью, превратилось в твёрдый камень.

Она вытащила нож, который когда-то подарил ей Тули, и в знак печали обрезала свои длинные тяжёлые косы.

Потом из веток и корней деревьев она сплела тобоган, сани-волокуши, положила на них тело любимого и двинулась в сторону селения.

Старая Мукасон, постоянно ожидавшая возвращения сына, первой заметила Данако с тобоганом.