Василий Авенариус: Хитрая наука

— Ну, матушка, — говорит сын, — каково тебе жилось без меня?

— Ох, холодно, голодно! — сказала старуха. — И крышу-то у избенки нечем починить, и перекусить нечего.

— Ста рублей тебе на первый раз хватит?

— Ста рублей? — вскричала старуха. — Да я в жизни ста рублей за раз не видела. Где они у тебя?

— Погоди. Слушайся только меня. Видишь, охотники скачут?

Смотрит старуха: и впрямь, навстречу охотники скачут, зверя красного промышляют: впереди лиса бежит, от них уйти норовит.

— Я обернусь гончей, — говорит сын, — схвачу лисицу. Как станут охотники отбивать зверя, скажи им: «Господа охотники, это мой пес, я тем голову свою кормлю!». Станут они меня торговать у тебя; а ты требуй сто рублей. Да только, чур, смотри: ошейника не продавай.

Сказал так-то, да в ту же минуту ударился о землю и оборотился гончей, нагнал лисицу и схватил её. Наехали охотники, напустились на старуху: «Ах ты, старая! Что нашу охоту перебиваешь?»

— Господа охотники, — сказала старуха, — это мой пес, я тем голову свою кормлю.

— Продай нам пса, — говорят охотники.

— Сто рублей.

Отсчитали ей сполна сто рублей. Только начала старуха ошейник снимать, куда там, охотники и слышать не хотят, упираются. «Я ошейника не продавала, — говорит старуха, — я продала одну собаку».

А охотники: «Нет! Кто купил собаку, тот и ошейник купил». Старуха и отдала пса с ошейником, забрала деньги и пошла домой.

Вот охотники едут себе да едут, глядь — бежит лисица. Пустили за ней своих гончих, те гоняли-гоняли, не могли достать. «Пустим, братцы, нового пса!» — говорит один охотник.

Только пустили, смотрят: лиса бежит в одну сторону, пес — в другую. И убежал за старухой. Нагнал ее, ударился о землю и сделался молодцем по-прежнему.

— Эх, матушка! — говорит. — Зачем с ошейником продала? Не повстречай мы лисицы, я бы не воротился, так бы и пропал ни за что!

Воротились они домой, и живут потихоньку. Крышу починили, едят не сыто, не голодно, да избушка вся ветхая, того гляди — повалится, ветер в щели так и свищет, да и в кошеле уже стало посвистывать: из ста-то рублей еле сто копеек осталось.

— Эх, сыночек! — говорит старуха. — Вот кабы было чем лесу купить, да новую избенку — избу целую выстроить.

— Ну, так слушай. Обернусь я птичкой, понеси меня на базар и продай за двести рублей. Только, чур, клетки не продавай, не то домой не ворочусь.

По сказанному, как по-писанному, ударился о землю, сделался райской птичкой — ну, краше не бывало! Посадила ее старуха в клетку и понесла продавать. Обступили старуху люди, наперебой торгуют дивную птичку: так она всем показалася! А колдун тут как тут, признал старуху и догадался, что у нее за птичка в клетке сидит. Спросила она двести рублей; те заторговались, а он, не торгуясь, выложил все деньги и взял клетку.

— Погоди, погоди, — говорит старуха, — я клетки не продавала.

Заспорил колдун туда-сюда; да, благо, добрые люди вступились, не дали отнять у старухи клетку. Делать нечего, взял колдун одну птичку, завернул в платок и понес домой.

— Ну, дочка, — говорит дома, — купил я опять нашего молодца!

— Где он, покажи.

Распахнул колдун платок, а птичка как юркнет из рук, прямо в открытое окошко, поднялась вверх, сердечная, и скрылась с глаз, только хвост показала!

Пришла старуха в избу, оглянулась, а сын уже вслед идет.

— Спасибо, — говорит, — родная мама, что на этот раз не выдала.

Выстроили избу на славу. Только смотрит старушка в окошко на двор, да поохивает.

— Что с тобой, матушка? — говорит сын. — Аль не можется?

— Ничего, голубчик, — говорит старуха. — Да вон, как погляжу, изба избой у нас, а во дворе — хоть шаром покати — ни коровушки, ни лошадки, ни свинки, ни курки.

— Этому можно помочь, — говорит сын. — Я обернусь нынче жеребцом, веди меня на ярмарку и бери триста рублей. Только смотри: жеребца продавай, а узды — ни-ни!

Ударился о сыру землю и оборотился жеребцом; повела его старуха на ярмарку продавать. Обступили старуху торговые люди, все барышники: тот дает дорого, другой дает дорого, а старуха просит того дороже, триста рублей, ни копейки не спускает. Откуда ни возьмись — колдун, узнал опять. «Вот мой супостат! Будешь меня помнить», — думает он.

— За сколько жеребца продаешь, старуха? — спрашивает.

— За триста рублей. Меньше не возьму.

— Вот тебе все триста.

Бросил ей деньги и вскочил на коня. Хотела было старуха узду снять, толкнул он её на землю, усмехнулся:

— Что ты, бабушка! Где это видано, чтобы коня без повода продавать! Эй, поберегись! Ударил по коню — и был таков! Только тут догадалась старуха, кто купил у нее сына, горько заплакала она, и деньгам не рада.