Добровольский Н - Сказки Смоленского края

Кузьма думает: «Это я сделаю. У меня четыре курицы хвохчут и еще у соседей достану».

Пришел Кузьма домой, принес яйца, рассказал дочке все.

Она и говорит:

— Подай-ка сюда яйца.

Девушка взяла яйцо, разбила — вареное. Тогда она приказала поставить корзину на стол, подать соль и хлеба.

Ели яйца, сколько хотели, потом дочка приказала матери внести просо и сварить. Мать принесла, всыпала в горшок, сварила, поднесла.

— Высыпай в белый платочек. Пусть остынет. Переночевали. Наутро дочка приказала батьке:

— Ну, отец, неси это просо пану и скажи: «Панок, цыплята готовы, да нечем кормить. Дочка прислала проса, чтоб посеяли, нажали, намолотили и пшена надрали».

Пан принял просо, посмотрел — просо вареное. Он и думает: «Обработала меня калека. Я умен, а она еще умней. Что делать? Надо ее со свету сжить!» И решил пригласить ее в гости. Как она на двор,— отвязать собак, они кинутся и растерзают ее. Он и говорит Кузьме:

— Ну, Кузьма, я прошу, чтобы твоя дочка приехала ко мне на коне—и без коня, голая — и в сорочке, с гостинцем — и без гостинца. Ступай!

Кузьма пришел, рассказал, дочка отвечает:

— Это все ничего. Сходи-ка, посмотри моты, не влез ли заяц живой.

Кузьма пошел. Стоит заяц, в мотах запутался. Кузьма выпутал зайца из мота и принес домой живого. Дочка приказала посадить зайца под печку, а потом сказала:

— Отец, принеси бредень.

Принес Кузьма бредень.

Дочка приказала отцу сделать уздечку на козла и зауздать его. Потом сняла с себя рубашку, надела бредень и приказала себя в старые ломаные санки посадить. Взяли отец с матерью козла за повод и повезли калеку к пану.

— Не везите меня открыто, из-за амбаров подвозите,— приказала дочка.

Родители так и сделали.

За амбарами дочь велела обратать козла, села на него верхом, сунула зайца за пазуху и поехала дальше. Только ввел Кузьма козла в ворота, бросились на калеку панские собаки.

Девушка, не будь глупа, бросила зайца из-за пазухи, собаки и побежали за ним.

А Кузьма повез дочку в пановы комнаты. Пан приказал снять девушку и поставить козла в коридоре. Кузьма с женой внесли дочку, посадили ее на стул.

— А гостинцы где? — спросил пан.

— Несла, да собаки вон по полю погнали, вот ты и стал с гостинцем и без гостинца.

Не хотелось пану, но пришлось отдать саночки, жеребенка и лошадь с поповою повозкой Кузьме. Так девушка отца от свирепого пана избавила.

Жил богатый пан, а неподалеку, в селе,—бедный старик Фома. Пан имел тысячу десятин земли, а Фома — одну полоску и захудалую лошадь. Когда умирал старый пан, задумался: справится ли молодой сын с имением?

— Слушай, сын,— сказал он.— Я умираю. Имение остается за тобой. Смотри, чтобы оно не заросло травой. Помнишь, я тебе говорил про котел с золотом? Я его закопал в землю, а ты должен найти: в нем все мое богатство. Так вот слушай: когда мужицкая лошадь взойдет на твою землю, ты ее забирай, а потом заставишь хозяина за выкуп клячи вспахать три десятины. Когда ты так закабалишь всех мужиков, кто-нибудь из них и выпашет тебе котел с золотом.

«Ловко придумал отец: земля будет вспахана, и я буду с золотом!»—подумал молодой пан.

Наступила весна. Начали панские холопы с барских лугов забирать мужицких лошадей. Заскрипели на панском поле мужицкие сохи.

Выбились мужики из сил, стали просить:

— Пане милосердный, окажите божескую милость. Моя лошадь горсть вашей травы съела, а вы нас всю весну мучите.

Свирепый пан и слушать не хотел мужиков, а который ослушивался, того приказывал холопам пороть кнутами.

Мужики потели, мучили своих лошаденок, а панские поля с каждым днем и часом распахивались все больше и больше.

Но вот взошла на панский луг голодная пегашка Фомы. Не успела она щипнуть панской травы, как была поймана и заперта в конюшню. Пришел старик в имение, повалился пану в ноги:

— Благодетель пан, отдайте мою клячонку, мне нужно огород под картошку пахать!

Но не тут-то было. Пан затопал ногами и велел дать старику двадцать розог. Кроме того, отмерил три десятины земли и сказал властно:

— Вспаши эту землю за три дня, иначе лошадь не получишь!

Мужик надел портки, поморщился, почесался, но делать нечего. Запряг пегашку и принялся пахать панскую землю. Вспахав полдесятины, измученная лошадь зашаталась и остановилась в борозде. Загрустил Фома: «Не вспахать мне три десятины, издохнет пегашка. Запорет тогда меня пан плетями!»