Мария Кондратова - Ночная Мышь, или Первый полет

— He стоит благодарности, друзья мои, не стоит благодарности…

Дед Ёж проворчал:

— В мои-то годы шалунам сначала давали взбучку, а уже потом смотрели, синее у них брюшко или, к примеру, оранжевое…

Но его никто не услышал. (Старый Ёж был глуховат, и сорочье красноречие на него не действовало).

В тот вечер не было в Нечаянном Лесу норы или гнезда, где не обсуждали бы, как перевоспитать Мелкое-Вредоносное-Создание при помощи современных методов. Но поутру Сорока улетела, лекция забылась, а Создание как шалило, так и продолжало шалить, не обращая никакого внимания на то, что к нему теперь относятся с пониманием.

И все в Лесу сошлись на том, что оно, Создание, неисправимо и перевоспитанию не подлежит.

На следующее утро после того, как Икка едва не затопила домик с круглыми окнами, была суббота. И, наказав приёмной дочке никуда не отлучаться с Дальней Поляны, Верёвочный Заяц отправился за покупками в Базарный Овраг. Когда он вернулся домой, было уже за полдень. Летнее солнышко припекало вовсю. Мышь сидела на пригорочке около дома на перевёрнутом кверху дном Ночном Горшке, весело болтала лапками и плела венок из одуванчиков. Замечательное полуденное занятие.

Но при чём тут горшок, спросите вы? А при том. Это была не просто посудина, которая, так уж повелось, полагается каждому ребёнку, а Самый Любимый Горшок Ночной Мыши. Отправляясь погулять недалеко от дома, она всегда волокла его за собою следом или катила впереди. Зачем?

Ну, во-первых, он был большой — просто огромный, а крошке-мышке очень лестно владеть горшком, где она могла спрятаться целиком. (К слову сказать, Мышь была совершенно уверена, что Заяц назвал горшок Ночным именно в её честь, а как же иначе?!)

Во-вторых, он бы медный, блестящий, звонкий, не хуже нового колокольчика Печальной Икки. Как же эдакое чудо и не прихватить с собой?! Раз в неделю горшок для пущего блеска приходилось натирать песком, и Мышь — (а по правде говоря, она была порядочная лентяйка), эту работу выполняла с величайшей тщательностью.

В-третьих, на боку прекрасного горшка была выбита корона и какие-то хитрые вензеля, и кроха Мышь восседала на нем, точно на троне.

А в-четвёртых, было просто ужасно здорово сидеть на краешке собственного горшка, болтать лапками, щуриться от солнечного и медного блеска и напевать песенку. Например, такую:

Мышь очень любила свой горшок. Но Верёвочного Зайца она любила гораздо сильнее любого горшка в мире. Стоило ему показаться из лесу, она тотчас побежала к нему. Кроха, не раздумывая, бросила недоплетённый венок, горшок и всё-всё на свете, чтобы только помочь Зайцу управиться с покупками.

Верёвочный мечтатель был так растроган её порывом, что даже выронил несколько свёртков. Он ведь много лет жил один, называл себя «старый ворчун-холостяк» и привык к тому, что дома его никто не ждёт. А тут такое… Несётся кубарем и пищит-верещит, словно он не на полчасика отлучился на базар, а четыре года путешествовал в дальних странах. Заяц никак не мог привыкнуть к такой перемене и находил подобную непривычность просто замечательной («восхитительной!», как сказала бы Печальная Икка).

Они вместе занесли покупки в домик с круглыми окошками и вывалили их на стол. Мышь собиралась вернуться к оставленному на ручке Ночного Горшка солнечно-жёлтому венку, но Верёвочный Заяц окликнул её:

— Постой, Мышь, а отчего же ты не спросишь — нет ли у меня для тебя подарка?..

— А у тебя есть для меня подарок?! — немедленно заволновалась его приёмная дочка. — Правда? А что, разве у меня сегодня день рождения? Или Новый Год? Или у тебя сегодня день рождения? — она старательно перебрала все варианты и, не найдя подходящего, уставилась на Зайца круглыми глазами-бусинами.

— Да нет, — улыбнулся он в усы. — Ничего похожего… Просто сегодня такой хороший день, и я подумал — отчего бы не купить одной знакомой симпатичной Мышке какой-нибудь маленький подарочек… Просто так. Безо всяких поводов.

Мышь задумалась и неожиданно серьёзно спросила:

— Заяц, послушай, а тебе кто-нибудь говорил, какой ты замечательный?.. Ну хотя бы раз?

— Да что ты… — протянул он смущённо, — не помню… Нет, наверное.

— Значит, они все ничегошеньки в тебе не понимают!

— Э… может быть, может быть, но это ведь, в конце концов, совершенно неважно, — застенчиво запыхтел Заяц и отложил из груды покупок два маленьких свёртка и большую картонную коробку, перевязанную лентой: