Сильвия Энтони - Открытие смерти в детстве и позднее

Представитель кальвинистского духовенства мог бы ответить на это проповедью по поводу родительского долга; Вордсворт, подобно Руссо, считал детей, по сути, невинными, а природного человека – благородным. Он ответил на поэтический вопрос описанием неспособности ребенка исключить мертвых из числа живых членов семьи. Для сегодняшнего психолога наиболее поразительна здесь позиция взрослого, который стремится не учить ребенка, а научиться у него, – понять, как и что он думает.

В значительной части англоговорящего мира вслед за периодом всеобщего принятия церковного руководства в детском образовании наступило время, характеризующееся свободомыслием, агностическим гуманизмом или безразличием. В промежутке между тем и другим в Англии был введен институт обязательного начального образования. Неграмотных стало меньше, а материалы для чтения – дешевле. Изменения в том, чему и как ребенка учили по поводу смерти, могут быть проиллюстрированы изменением текстов для детского чтения.

«Путешествие пилигрима» («The Pilgrim\'s Progress») с середины семнадцатого века было непревзойденным бестселлером в этой области, – в Англии и Америке, для детей и для взрослых. Еще в 1932-м г. издатель-специалист [203] писал:

Когда это сочинение было только написано, оно соперничало с такими произведениями, как, например, книга пуританского священника Джейнуэя (Janeway): «Детям на память: точный рассказ об обращении, благочестивой примерной жизни и радостной смерти нескольких юных детей» («А Token for Children: being an Exact Account of the Conversion, Holy and Exemplary Lives, and Joyful Deaths of several young Children»). В 1702 г. д-р Томас Уайт (Thomas White), доктор богословия, предварил описание мучений, которые с радостью вынесли юные святые, советом детям читать «не баллады или всякие глупые книги, но Библию [и]… труды, посвященные Смерти, Аду и Страшному Суду…» [204] .

Джейнуэй и Уайт были первыми в длинной плеяде авторов, писавших для детей, которые были священнослужителями, или их женами, или дочерьми: Фенелон (Fénelon); Исаак Уотте (Isaac Watts); Уисс, «Швейцарекая семья робинзонов» (Wyss, «Swiss Family Robinson»), M. Шервуд, «История семьи Фэрчайлд» (Mrs Sherwood, «The Fairchild Family»), Миссис Гэтти (Mrs Gatty), Дж. Эвинг «Выскочка, или история короткой жизни» (Mrs Ewing, «Jackanapes, the Story of a Short Life», Ч. Кингсли, «Дети воды» (Kingsley, «The Water Babies»), Ф. У. Фаррар, «Эрик, или Мало-Помалу» (Farrar, «Eric, or Little by Little»), Джордж МакДональд, «Принцесса и Гоблин» (George MacDonald, «The Princess and the Goblin») и, наконец, Доджсон (Dodgson), он же Льюис Кэрролл (Lewis Carroll). Более ранняя продукция этого периода показывает, что детям навязывали мысли о смерти, а не ограждали их, как, например, супруги Катц стремились оградить своих мальчиков [205] и вообще как, по наблюдениям д-ра Исаак, это обычно стремятся делать взрослые. Когда дети Фэрчайльд поссорились и подрались, их отец рассказал им о первом убийце Каине, а затем, после ужина, повел их на прогулку через мрачный лес, чтобы показать им виселицу, на которой болталось тело человека в цепях; оно еще не распалось на куски, хотя висело там уже годы. Одежда его была еще цела, но лицо трупа было так ужасно, что дети не могли на него смотреть [206] .

В более поздних изданиях книги этот фрагмент был опущен. С изменением духа времени описания в детских книгах физических аспектов смерти, связанных с разложением тела, становились менее откровенными, и тема смерти стала более редкой по сравнению с другими. Но предсмертные сцены по-прежнему появлялись часто, как, например, в сочинениях Шарлоты Ионг (Charlotte Yonge); и Льюис Кэрролл в издание «Алисы» 1876 г. вставил предисловие в качестве пасхального поздравления, в котором обращался к читателям-детям: «Без сомнения, ваша радость не должна быть меньше оттого, что когда-нибудь вы увидите более яркий рассвет, чем сегодня».

В более ранних сочинениях не всегда внимание ребенка привлекалось к биологическим процессам телесного распада, хотя предшествующие болезни стадии ухудшения состояния часто описывались в подробностях; однако преимущественно в центр внимания помещались жизнь после смерти и условия обеспечения приятного бессмертия. Это могло давать средства защиты от тревоги. Смерть оказывается вне фокуса, поскольку взгляд устремлен на жизнь, наступающую после нее. В результате могли формироваться столь яркие образы небес и ада, какие не может себе представить современный человек, – разве что читая Данте, глядя на «Страшный Суд» Микеланджело или людей и ангелов «Рождества» Пьеро делла Франческа или же слушая положенные на музыку Генделем мистические прозрения Иова. Если представления о жизни после смерти пронизывают мироощущение и поведение индивида в его земном существовании, умирание выглядит мимолетным маловажным эпизодом, – может быть, рекой, которую должен пересечь пилигрим, чтобы достичь своего назначения в другой стране.