Зоя Туманова - Первое открытие

Дела забурлили. Сидорчук командовал разгрузкой, вкусно произнося звук "ч": "Раскопошчный инструмент! Упаковошчный материал! Яшчики!" Рабочие, блестя потными спинами, тащили ящики, катали тридцатилитровые фляги. Возле склада выросли курганы всевозможной тары. "Вот бы где покопать!" - подмигнул Самсонов...

Набежали свои, друзья. Хотам, обросший узенькой бородкой, был похож на шаха с иранской миниатюры. Галустян, с головы до ног в пыли, обнимая Игоря и пачкая его, пропел: "Я здешний ме-ельник!" Вилька, сверкая взглядом из-под кавказской шляпы с мохрами, шепнул таинственно: "Просись в мой раскоп! Мне фартит - лезет крупный сосуд..." Набежали девушки, тормошили, расхватывали письма, требовали новостей, наперебой трещали...

Игорь, счастливо закруженный, только голову успевал поворачивать.

Ребята! Палаточное житье! А завтра... "До свиданья! Я пошел в глубь веков..."

------

Вилька предполагал, а располагал здесь академик Янецкий. Игорю было сказано: "Для начала поучишься у Алексеевой. Очень хорошие руки".

Он даже не сразу сообразил, что это - Маринка, из их же группы. До сих пор не удосужился к ней приглядеться. Ну, худенькая, лучинка в платье. Королева веснушек. Тем лучше - не будем отвлекаться от дела.

...Она шагала по барханам, поросшим то зеленовато-серебристой, то иссера-табачной, то желтой, как латунь, травой. Так легко шагала, что не вспугивала кузнечиков - у Игоря они то и дело взрывались из-под ног, рассыпались, серенькие, сливались с серым песком...

- Саксаул! - показала Марина.

Игорь с уважением осмотрел прославленного пустынножителя, заметив:

- Верблюд растительного мира...

Словцо было понято, оценено, Игорь приободрился, почувствовал себя остроумным и ловким.

- Вот мы и у себя! - сказала Марина.

С правой стороны - устремлялась кверху трехбашенная громада глиняного дворца. Слева - ровно, просторно раскидывалась пестропятнистая пустыня. Прямо перед носом - оплывшие валы крепости, у подножия их торчали вбитые в грунт колышки, белел трассировочный шнур, разбивающий площадку на квадраты. И вдруг - он едва не втоптал в пыль что-то зелененькое.

- Бирюза! - схватил задрожавшей рукой.

- Монета, - сказала Марина. - Бронзовая, позеленела. Где твой дневник? Укажи номер квадрата, расстояние от его границ, глубину, с которой взят подъемный материал. Нанеси на план...

И так - из-за каждой находочки? Игорь вздохнул - набрал в грудь побольше терпения.

- Раскоп, - сказала Марина.

Оригинальная девушка; изъясняется не фразами, а словами.

На дне ямы - метрах в полутора - виднелись особенные, квадратные, не нашего времени, кирпичи, уложенные рукой человека пять столетий назад. Игорь постоял, вдыхая запах прошлого. Пахло пылью.

Марина разговорилась, - в повелительном наклонении:

- Ножом, потихоньку, чиркай по глине! Срежь немного - смети кисточкой! Обозначь контур одного кирпича, потом - второго...

Он начал ковырять ножом. Закаменелый лёсс поддавался плохо. Приноровился, стоять всего удобней оказалось на коленях. Чирк, чирк снят миллиметр глины. Колени заболели. Чирк, чирк. А не лучше ли на корточках? Определенно лучше. И куда это карабкается солнце? Укорачивается тень, пятки уже поджариваются. Вот что надо: лечь на бок и уместиться в узкой полосе тени. Чирк, чирк. Подметаем. Чирк, чирк. Подмели...

К полудню по краю неба нагромоздились целые перины ватных, душных облаков: зной приобрел особую весомость и наполненность. Средневековые кирпичи там, где ковырял Игорь, не показывались, их как черт украл. Налетал шкодливый ветерок - то дунет пылью в глаза, то снова засыплет только что расчищенное место. Чирк, чирк.

Марина словно живет в своем, личном климате. От жары у нее только чуть-чуть посмуглели щеки. Запекшиеся губы горят, как лепестки герани. Она уже расчистила контуры трех кирпичей...

Ничего. Пусть шпарит солнце, пусть пыль пропитывает каждую клеточку тела. Он уже держал в руке монету: крошечный, кривобокий кусочек металла. Сквозь патину просматривалась фигурка всадника. Игорь потрогал ее - потрогал время. Чирк, чирк...

------

Марину посадили камеральничать - за хорошие руки. Игоря дали ей в подручные - за плохую обувь: встал однажды утром, оделся, обулся, пошел - а подошвы тапочек остались лежать возле раскладушки. Сидорчук, кляня студенческую непрактичность, обещал что-нибудь придумать с обувкой. А пока - положение безвыходное, буквально и фигурально.

Дела в камеральной вот какие: надо мыть черепки, разбирать по группам, шифровать и подсчитывать.