Джордж Макдональд - Дары младенца Христа

— Паства моя, все мы стареем, — говорил священник. — Но будь то лето или весна надежд наших, осень вскорости сменится зимой, той зимой, снега которой тают только в могиле. Ветер мира дует в сторону кладбища. Одни радуются, уносясь вперед на его стремительных крыльях, и слыша, как ревет он в безднах земных и небесных, но ветер сей обернется ужасом для смертного, чей шаг нетверд, а мозг иссох, и со временем затоскует человек о пристанище, и захочет укрыться в могиле от ударов и гула. Счастлив тот, кто и тогда не усомнится: сама старость, с ее увяданием и немощью, и скорбными грезами о юности, есть наказание Господне, верный знак любви Отца нашего.

То было первое воскресенье рождественского поста; но "наказание Господне" упоминалась почитай что в каждой проповеди священника.

"Красноречиво, спору нет. Вопрос в другом: правда ли это?" размышлял про себя прихожанин лет тридцати, чинно внимавший словам проповеди. На протяжении многих лет он полагал, что верит во все это — но с некоторых пор отчасти утратил уверенность.

Рядом с ним сидела его жена, в новом зимнем капоре; ее прелестное личико было обращено к священнику, но глаза — ничего более! — выдавали правду: она не слушала. Она была куда моложе супруга — ей едва исполнилось двадцать.

В уголке скамьи примостилась бледная девочка лет пяти: засунув пальчик в рот, она неотрывно глядела на священника.

Проповедь закончилась, и семейство отправилось домой — пешком, ибо особняк находился поблизости. Муж мрачно хмурился и смотрел в землю. Жена улыбалась, но как-то невесело, и постреливала прелестными глазками туда-сюда. Девочка шагала позади — размеренной поступью, глядя прямо перед собою.

Этот район застроили не так давно: по обе стороны высились огромные, безликие особняки; к одному из них и свернули пешеходы. Дверь в столовую была открыта; в глубине комнаты виднелся стол, накрытый к воскресному обеду. Джентльмен проследовал в библиотеку, дама поднялась в спальню, а девочка — чуть выше, в детскую.

До обеда оставалось около получаса. Мистер Гриторекс уселся, забарабанил пальцами по ручке кресла, взял книгу о полярных исследованиях, снова швырнул ее на стол, встал и отправился в курительную комнату. Владелец дома построил ее ради жены, но зачастую радовался ей и в собственных интересах. Он снова уселся в кресло, зажег сигару и угрюмо закурил.

Поднявшись в спальню, миссис Гриторекс сняла капор и постояла минут десять, вертя его в руках. Молодая женщина сосредоточенно изучала головной убор — то изгибала так и этак проволочный стебелек цветка, то расправляла бант. Она скорее размышляла, чего же убору недостает до полного совершенства, нежели обдумывала его достоинства: она обожала капоры.

Маленькая Софи — или Фоси (так она сама себя называла, поменяв согласные местами, как оно зачастую водится у детей) застала няню Элис в детской. Но няня Элис с головой ушла в чтение некоего лондонского еженедельника, весьма отвечающего ее нынешнему настроению, так что, когда ребенок вошел, она даже не подняла глаз. Фоси кое-как стянула перчатки и с еще большим трудом развязала шляпку. Затем она сняла жакет, пригладила волосы и забилась в свой уголок. На детском стульчике лежала огромная, видавшая виды кукла; девочка осторожно переложила ее на кровать, сама уселась на ее место, добыла из-под стула книжечку, оставленную там перед уходом, расправила юбки и, засунув палец в рот, принялась читать. То была вредная книга: чаша, до краев наполненная убогой, своекорыстной религией, такие всегда возникают, словно сыпь, тут и там на теле Церкви, вне всякого сомнения, избавляя организм от дурных соков, порожденных недостатком здоровой крови или приливом самосохранения. Удивительно, из какого гнилого плода дети зачастую черпают сладость.

Но девочка недалеко продвинулась в чтении; мысли ее снова и снова возвращались к фразе, что преследовала ее с тех самых пор, как Фоси впервые пошла в церковь: "Кого Бог любит, того и наказует".

"Ах, кабы Бог наказал меня!" — подумала она в сотый раз.

Маленькая христианка и не подозревала, что вся ее недолгая жизнь доселе являлась нескончаемым наказанием — немногим детям выпадало жить в атмосфере столь пасмурной.

Элис отшвырнула газету, выглянула в окно, выходившее на задний дворик соседнего дома, никого не увидела, кроме старика-слуги, вычищающего пальто, и обернулась к Софи.