Алексей Белянинов: Много дней впереди

Кажется, и в самом деле нужно было отнять, а что от чего, я не знал. Теперь мне не понравилось, как написана единица, и я подрисовал ей снизу поперечную палочку, чтобы в точности было, как у печатной в книжке.

- Ты самостоятельно решал задачу?

Начинается...

Я, конечно, знал - списывать нехорошо. Но не мог же я подводить Кристепа! Давать списывать кому-нибудь, даже лучшему другу, тоже считается нехорошо. Пришлось ответить учительнице, что да, самостоятельно.

- Значит, сам... А мне вот кажется: просто списал.

Что я мог поделать, если так ей кажется?

- Ладно, Савельев, всё ясно, можешь садиться. Только учти, лучше бы сказать правду.

Я положил мел и пошёл на своё место. И ещё обернулся посмотреть: поставит мне Вера Петровна двойку или, может быть, обойдётся - просто вызовет следующего. Но нет, она посмотрела, как я обернулся, вздохнула и вывела что-то в журнале своей зелёной прозрачной ручкой, как будто нарисовала рыболовный крючок.

Задачу пошёл решать Костя Макаров.

Он у нас арифметику знает лучше всех. Ему двадцать задач решить - всё равно что мне теперь набить двадцать патронов. Костя так застучал мелом по доске, что только осколки сыпались на пол. Потом повернулся лицом к классу и стал, как по книжке, объяснять, что да почему. Вера Петровна сидела на стуле и всё время кивала ему головой. Вдруг на меня посмотрела и сказала:

- Ты, Савельев, слушай внимательно и запоминай...

Я не отрываясь смотрел на доску и думал, когда мне сказать про двойку маме: сегодня или лучше в понедельник утром?

Как день в школе неудачно начался, так он и дальше продолжался!..

На уроке русского языка Вера Петровна снова посоветовалась со своей книжечкой и спросила у Кристепа то самое правило, на которое мы дома писали упражнение. Тут уж настала моя очередь шептать, но он не расслышал, запутался и ничего не мог сказать. Она опять удивилась: как же сумел Кристеп выполнить домашнее задание?.. И - двойку ему!

На последней перемене в коридоре у окна Костя Макаров ни с того ни с сего стал задираться.

- На двоих одну четвёрку получили? - сказал он. - Как будете делить? Домой-то её донесёте?

- А ты как учительница, - сказал я. - Почесал бы ещё нос и в книжечку бы заглянул - так не отличишь от неё, от Веры Петровны.

- А хоть как кто! Двойку свою куда денешь? Ишь, говорит у доски, что сам решал! А сам глазами хлоп-хлоп и сказать ничего не может, тряпкой водит по доске, как тётка Марфа! Ну ещё раз скажи, что сам решал...

- А хоть бы и списал?! Подумаешь, двойка! Я тебе её подарю. Вот мы возьмёмся с Кристепом вместе... Он мне по арифметике поможет, а я ему по русскому. У меня в Москве по русскому меньше четвёрки в четверти никогда не было!

- В Москве, может, и не было. А в Ыйылы попал - двоек нахватал!

Я хотел дать ему раз по уху, чтобы он знал, но тут почему-то Оля вмешалась. Оля Груздева. Маленькая она ростом, её за партой не разглядишь, а говорит так, будто все обязаны её слушаться.

Вот Оля и выпалила:

- И чего ты, Костя, всё про двойки? У тебя их, что ли, не было в школе, да? Верно Женя говорит - совсем как Вера Петровна!

- А ну его, твоего Костю... - сказал я, чтобы ребята не подумали, что я испугался сам с Костей до конца говорить. - Подумаешь, заладил одно и тоже, как попка-дурак...

Костя руки из карманов вынул, прищурил один глаз и нехорошо посмотрел на меня сбоку.

Наверно, мы бы всё-таки подрались, но тут Вера Петровна подошла к нам и сказала:

- Последнего урока у вас не будет: заболел учитель пения, а я должна идти в районо.

Мы с Кристепом первыми побежали на вешалку и шапки, телогрейки надевали уже во дворе, на ходу. А то бы Оля увязалась с нами по дороге. А с девчонками водиться - самое последнее дело!

Мы отбежали подальше и потом пошли медленно. Всегда идёшь медленно, когда несёшь двойку. Тяжёлая она, что ли?

- Плохо, ой плохо... - вздыхал Кристеп. - Ты Веру Петровну хорошо не знаешь... Если у кого есть двойка, она того спрашивает часто. Караулит его...

Я что - я тоже вздохнул. Если будет много двоек, Спиридон Иннокентьевич близко нас не подпустит к патронам, а то и весновать с собой не возьмёт.

Мы уже дошли до нашего домика, отсюда Кристепу шагать одному.

Окна в темноте светились. Значит, мама дома.

2

Всё-таки я решил сказать про двойку в понедельник. Зачем огорчать маму? Ей трудно приходится: она много времени проводит в больнице, устаёт, я же вижу. Так пусть хоть в воскресенье спокойно отдохнёт.

Утром нам некуда было торопиться, и мама жарила оладьи, чтобы я получше поправился, а то, говорит, у меня одни рёбра торчат. Она снимала оладьи со сковородки, поливала сметаной из пузатого глиняного горшочка и ещё успевала рассказывать...