Татьяна Гаврилина - Тринадцать плюс. Поэмы, сказки и сказ

– Мне коня, – приказал он слуге,
Что шел рядом, ему не мешая.
И уже в стременах и седле
Пояснил:
– Я к шаману Имаю.
Скит шамана приземист, накрыт
Потемневшей от копоти кожей
И шаман в черных перьях, на вид
На огромного грифа похожий,
Гостя, полог откинув, впустил.
Сам же охрой по пояс раскрашен
Он то что-то в фиале 2месил,
То над дымом, идущим из чаши,
Наклонясь, ворошил горсть камней,
Разогретых и темных от сажи.
– Что желаешь, – спросил он, – Атей,
Прикажи. Я исполню сейчас же.
– Мы, – промолвил Атей, – степняки;
Мы – кочевники, мы – скотоводы.
Путь наш – к устью широкой реки,
Где обильны корма, где народы,
Что на этих просторах живут,
Обустраивая их с рожденья,
Нетрусливы и не отдадут
Нам угодий своих без сраженья.
Солнцем выжжена наша земля,
Подступают степные пожары
И рыжеют пучки ковыля,
И пора гнать стада и отары
Ближе к югу. С затменьем луны,
Когда наши одежды и лица
Станут ночью почти не видны,
Нападем на заставы фракийцев.
Их земля – удивительный край,
Буйных трав непрерывно кипенье.
Я желаю у духов, Имай,
На поход испросить одобренья.

Царь жесток был как вепрь. Как орлан
Смел и зорок, хитер как лисица.
За дурное предвестье шаман
Мог своей головой поплатиться.
Но он знал, как не прост его гость,
Оценил, что дары его щедры,
И на камни горячие горсть
Бросил высохших прутьев эфедры 3.
В гулкий бубен ударил, затряс
Связкой гривн 4золотых, выпил сомы 5
И запел, и пустился вдруг в пляс,
Заметался, как дух невесомый,
Извиваясь, кружась все сильней,
Бил руками, как крыльями птица
И тянулся из чаши, как змей,
Сизый дым, обрамляя ресницы,
Его бороду, пряди волос,
Отравляя душком ядовитым…
И шаман, вдруг упав, произнес:
– Царь, ты будешь в сраженье убитым!
Царь вскочил, обнажил акинак 6
И за космы безвольное тело
Приподнял.
– Что ты мелешь, дурак!
Получай! Он по горлу умело
Полоснул его, вышел на свет,
С гневом меч вбил в богатые ножны.
– Хорошо, что свидетелей нет
Предсказаньям постыдным и ложным! —
Царь подумал, садясь на коня.
– Ну, а если он прав и последний
Смертный бой ожидает меня,
Нужен внук мне, а царству наследник!

Вот Исилл. Чем царевне ни муж?
Пусть в летах, но он доблестный воин,
Мне покорен и верен, к тому ж
Будет Ольвии парой достойной.
Все при нем – и секира и щит,
Шлем и панцирь сработаны ловко
Мастерами и полон горит 7
Стрел, и поножи 8бронзовой ковки.

Вход в шатер. Раб, готовый помочь,
Подскочил, принимая поводья.
– Где же Ольвия? Где моя дочь?
Мы еще не видались сегодня! —
Звал Атей.
– Что случилось, отец? —
Дочь с плеча отвела покрывало,
Золотой поправляя венец, —
– Я на арфе, ты слышал, играла.
Раб Ахилл и толков и умен,
Знает много сказаний, историй
И немало известных имен,
Был вниманьем царей удостоен…
Но Атей дочь свою перебил,
Ничего не желая знать боле.
– Дочь, к тебе я лишь с тем и спешил,
Чтоб сейчас объявить свою волю.
Я об этом подумал не вдруг.
Я слабею. Мне власть не по силам.
Нужен царству наследник, мне – внук,
Тебе – муж и я выбрал Исилла.
– Но, отец, он не люб мне совсем!
Не умен, и не молод, и скушен!
– Я в зятья его выбрал затем
Лишь одним, чтоб он был мне послушен!
Ты мне дочь! Мое слово закон!
Как ты смеешь сейчас мне перечить?!
Знай, твоим соправителем он
Станет, если погибну я в сече!
А любовь – это глупость, зола
От костра, что сгорел и дымится.
До сих пор ты царевной была —
Будешь Скифского царства царицей!
И, уже повернувшись спиной,
Приказал:
– Жди сватов спозаранку.
И ушел.
– Нет! Исиллу женой
Я не буду! Иль я ни скифянка?! —
Закипела вдруг в Ольвии кровь, —
Стар отец, его сердце остыло,
Позабыв, что такое любовь,
Мне ж и дня не прожить без Ахилла.

Раб Ахилл был поэтом, певцом
(его слушал и баловал Дарий)
Но был схвачен в бою, ослеплен,
Чтоб не мог убежать, и подарен
Царской дочери. Вроде шута
Был при ней, чтоб она не скучала
Без подруг, но его доброта
В ней к Ахиллу любовь пробуждала.
Грек и впрямь был силен и красив.
И хоть шут из него не удался,
Он свою госпожу оценив
За сердечность, к ней сам привязался
Всей душой. Оставаясь вдвоем,
Пел ей песни, внимал ее пенью
И со временем верным рабом
Стал ее и покорною тенью.
А когда по весне расцвели
Ноготки, оживляя округу,
Спела арфа двоим о любви
И они потянулись друг к другу.