Ольга Апреликова - Тихая Химера. Очень маленькое созвездие – 2

Или вообще.

Какой позор… Куртку жалко… Отмыть его, по крайней мере… Пока не умер… Удастся ли еще живым довезти. А – стоит? И – куда? Прямо Домой? Вот уж наверняка нельзя. Никто Дома не должен его увидеть таким, да и тащить его туда опасно, каким бы он ни казался сейчас беспомощным. Он страшно опасен. Где же тогда прятать этот позор? Ладно, пусть отец сам решает, куда этого хлипкого уродца… И жить ли ему вообще. Это хорошо, что безмозглый… Здоровый и умный мстил бы за свою поимку, и тогда… Кто б с ним справился.

Отец все спланировал, да. Это его беспощадный расчет. Это он… Так безжалостен. Не было другого способа вернуть эту гениальную тварь домой. Добровольно он бы никогда не вернулся. Но… Пираты? Зачем отцу так рисковать самой жизнью ребенка? А если… А если отец и не хотел давать ему шанс выжить? Если б… Если б Ние вернулся домой с неудачей… Разве не было бы для всех – и прежде всего для отца – облегчением, что… Что крошечного ужасного существа больше нет?? Нужен ли отцу – Дома или в Бездне – этот ужасный, страшно опасный звереныш с прекрасным именем – живым? Здоровым? Ха, сейчас все еще куда больше шансов привезти домой лишь замороженную тушку этого зверька, а не живую, хитроумную, разозлившуюся на всех и на все погибель… Нет, Домой его живым и здоровым, хоть в полном, хоть в частичном обладании жуткими способностями, нельзя. Только дурак будет ему доверять. Лихо его знает, что он Дома выкинет.

Ладно, звереныш, по крайней мере, пойман. Пусть пока дышит, выживает. Надо как-то лечить. И на что он, калека, теперь может отцу пригодиться? Ние стоял и смотрел на мерзкий комок тряпья и костей у себя под ногами. Еще немного, и вонючая зверюшка так же беззвучно, как хнычет, умрет тут в углу. Насколько пострадал его мозг? В разуме ли он? Лечить надо… Позволить, по крайней мере, врачу подойти к нему. Ние медлил, уже зная, что будет ненавидеть себя за это промедление. Но он тоже ненавидел кличку «Черное Дитя». И всю ситуацию в целом. Правильно ли он понял волю отца? Ребенок опасен.

Отец правильно просчитал: приручить эту тварь можно будет, если только он станет беспомощным. Безопасным. Ничего не будет помнить – значит, станет доверять. Укор вон его берег как зеницу ока, приручил, и сам детеныш только с ним и разговаривал.

Теперь то же самое, наверное, надо суметь сделать ему. Приручить его. Подлечить, чтоб зря не сдох. Вернуть отцу – пусть сам решает. Довезти бы… Да ладно, выживет. А если нет? Уж чудес теперь точно не будет. Ничего не будет. Никакого этакого великолепного будущего, которое этому чудовищу предлагалось… В этом маленьком черепе от мозгов только сопли остались. Тогда зачем он отцу, такой? Может, для всех было бы лучше, если б… Если б они… Все-таки не успели его спасти?

Ние смотрел и смотрел на грязную куртку. Зверек, не шевелясь, лежал комочком под этой грязной курткой. Ние вдруг, вздрогнув от укола ужаса в самое сердце, заметил, что сквозь петлю для пуговицы на него пристально смотрит темный глаз. Давно ли? Он, почти невольно, осторожно присел рядом:

– Здравствуй.

Глаз моргнул.

– Ничего больше не бойся.

Глаз исчез, и мальчик закопошился под курткой, отворачиваясь от Ние. Но зато он уже не визжит и не царапается. Успокоился? Что-то замышляет? Конечно, симбионты при перегрузке могут разрушить сознание, могут изувечить любой мозг. Даже у взрослых от перегрузки нервный ствол позвоночника расплавляется в зеленоватую водичку – что уж говорить о недоношенном заморыше. Поймет ли он?

– Мы не хотим, чтоб ты жил на полу, как зверек, – мягко сказал Ние. – Мы не пираты. Не бойся, – Ние осторожно протянул руку и коснулся шершавой ткани куртки – он вздрогнул, но не отполз. – Мы можем помочь.

Куртка шевельнулась. И вдруг он резко откинул ее и сел. Ние отдернул руку, опасаясь укуса, но мальчик лишь вонзил в него леденящий прозрачный взгляд, распоровший Ние, кажется, до самой правды. Даже – до стыда за правду… Нет, не может быть. Примерещилось. Жуткие глазки, да, – ужасающей силы взгляд, враждебный, ледяной, бесцветный, но – ребячий, жалкий. Ние как мог ласково пообещал:

– Мы хотим тебе помочь. Будет все, как ты захочешь.

Звереныш усмехнулся, приподняв породистую темную бровку. Ние почти не смутился. Что, можно успокоиться за его рассудок? Тогда следует бояться другого. Он заставил себя рассмеяться:

– Да правда, малыш. Я ведь понимаю, кого сейчас вижу перед собой. Чтобы к чему-нибудь тебя принуждать – надо быть идиотом. Даже если сейчас ты болен и никакой особой ценности не представляешь.