Елена Асеева - Удивительные приключения Пашки и Батанушки

Сейчас же он стоял, опираясь на штакетник разграничивающий двор и огород, оставляющий по одну сторону дом и хозяйственные постройки по другую посадки, и прерывисто вздыхал. Так как не знал, что делать и чем себя занять в краю, где даже не имелось телевизоров, а новости (как говорила бабушка) передавались из уст в уста, осознавая, что ни то, чтобы день, но и все каникулы безвозвратно для него потеряны.

– Сходил-ка б ты Панька на речку, чай, вода в ней ужо теплая, – протянула Вера Ивановна. Она стояла посередине грядок, с каким-то неведомым мальчику трепетом прореживая едва наблюдаемые пучками листвы моркови. Бабушка Вера выпрямилась, и, оглянувшись, широко улыбнулась внуку, растянув уголки своих светло-алых губ. Полная, высокая она всем своим видом указывала на текущую в ней русскую кровь, а дополняющее ее образ круглое лицо с все еще миловидными чертами и розоватыми щеками точно говорили, что в молодости Вера Ивановна была красавицей. Ее не портил даже костлявый с горбинкой нос, закругленный с двойной складкой подбородок, и множество морщинок расчертивших лицо. Все еще густые, темно-русые волосы (всего только чуточкой убеленные седыми волосками) собственной длинной покрывали ее спину, дотягиваясь до талии. Да только волосы бабушка не носила распущенными, она их заплетала в одну толстую косу, и, закручивая в ракушку, скрепляла заржавевшими шпильками, ровно вышедшими из прошлого века. Поверх голову баба Вера покрывала тонким платком (особенно когда занималась хозяйственными делами, вот как сейчас), связывая концы под ракушкой, таким образом, пряча и ее. Платки у нее, непременно, ситцевые и белые, яркостью разнообразных узоров гармонировали с цветастыми халатами, которые она зачастую носила. Большим был рот бабушки, короткими и тонкими брови, такими же темно-русыми, как и загнутые ресницы, точно частью выпавшие от переживания. Вместе с тем цвет кожи Веры Ивановны вопреки возрасту, уже почти по летнему согревающему солнцу и труду все пока поражал собственной белизной, лишь справленной смуглостью на руках, которые и созидали благосостояние семьи… как сейчас, так и прежде.

Она теперь развернулась и шагнула на тонкие деревянные, где узкие, где широкие дощечки, проложенные между грядками, ступив на них такими же, как и все кругом, пожитыми пепельно-серыми галошами. Огладив их полами, своего длинного с коротким рукавом, халата, да неспешно принялась вытирать руки о пристроенный на талии передник. Обычный такой, в виде прямоугольника закрепленного на поясе, красного с двумя синими узкими полосами по кромке.

Бабушка всегда была чистюлей, и это наблюдалось не только в ее образе, постиранном халатике, носочках, платке или переднике, но и шуршащих накрахмаленных на окнах занавесочках, переливающихся кастрюльках и поблескивающем деревянном полу в доме. Также чисто было и у нее на огороде, во дворе и даже курятнике, где куры точно подчиняясь единому распорядку жизни Веры Ивановны, неслись стабильно в плетеные ивовые корзины. Бабушка любила труд, поэтому сажала на делянушке много овощей и корнеплодов, готовила от души, видимо так и не успев привыкнуть, что теперь вся ее семья это вислоухий, черный пес Пират, да трехцветная кошка Муся. Были у бабы Веры, конечно, и куры, гусь с гусыней и пятью гусятами, и даже молоденькая козочка Аська. Коими она ровно пыталась заместить умершего мужа и выросших, покинувших ее сыновей. Поэтому и Пират, и Муся, и даже гусь с гусыней смотрелись толстыми, едва передвигающими ноги, ленивыми и, пожалуй, что беспечными.

– Искупаться ужоль можно, а бережочек речной дык ладненько выстлан песочком, нарочно дабы на нем желалось полёжать, – дополнила свое предложение Вера Ивановна и малешенькие крупинки почвы, смахнутые материей передника с ее крупных пальцев и ладоней обоих рук, улетели вниз.

– Скучно одному купаться, – недовольно отозвался Пашка, и искривил губы, плотные, нежно-алые, потому как очень сильно раздражался, когда бабушка звала его «Панькой». Словно обращалась к девчонке. Впрочем, о своем недовольстве мальчик не решался сказать, все еще побаиваясь той самой скалки по горбу, потому лишь кривил губы или закатывал глаза.

– Ну, тады мене пособи, Панька. Понадоба буряк прорвать, – произнесла Вера Ивановна, едва качнув головой в сторону грядки. Она, естественно понимала, что мальчонке, привыкшему к городскому шуму, толкотне и тому самому непонятному компьютеру, очутившись в тиши деревни, было непривычно, потому старалась хоть как-то его занять… Вот хотя бы трудом…