Елена Асеева - Удивительные приключения Пашки и Батанушки

– Ну, здрав… Здрав будь… Вотде дык молвить, и обзнакомились значица. Батанушко, – видимо, таким образом, и снова представляясь. Дух теперь сместил собственный палец с левой ноздри вверх и ухватился в свою очередь за палец мальчишки, обхватив его не менее волосатой ладошкой.

– Энто у те самы любишь играть, иде вот тык? – дополнил свою речь вопросом и еще большим хихиканьем Батанушко, и стремительно скинув со лба палец мальчугана, да выпустив его из собственной хватки и вовсе скоро вскочил на ножки. Он быстро взмахнул обеими руками, ровно выхватывая, что-то из-за спины и направил это, что-то, на Пашку. Так, что последнему в сиянии редких просачивающихся через ветви и листву дерева солнечных лучей показалось хозяин дома, навел на него золотистые клинки мечей. И также ярко сверкнули карие очи Батанушки, которые в сочетание с тонюсеньким его хихиканьем нагнали на мальчика особое волнение. И тот неожиданно для себя вспомнил, что когда-то и где-то читал про духов, которых относили авторы тех книжек к злой нечисти, приносившей людям лишь беды и неприятности.

Впрочем, стоило этому воспоминанию пронестись в его голове, а Павлику торопливо дернуть ранее выставленную руку к груди и самому отклониться назад, как Батанушко, прямо-таки, весь сник, перестав хихикать. Он как-то обреченно уронил вниз свои маленькие ручки, в каковых ничего подобного мечу-то и не оказалось, а блеснули лишь тонкие полосы солнечных лучей, точно ранее выловленных из воздуха. Хозяин дома свесил голову, подоткнув подбородком свою окладистую, мягкую бороду к груди и материи косоворотки, да обидчиво протянул:

– У то усё враки… Никоим побытом нельзя духов причислять к нечисти… Зловредной, а иноредь и враждебной… А касаемо загадки, тык яснее ясного толковал я о буряке. Дык ее в энтом крае кличут, а в инаковых, небось, больше величают свеклой.

Домашний дух как-то разом свернул свои пояснения, и вновь вернув взгляд в направлении мальчика, улыбнулся, да так широко, показав не только свои тонюсенькие, и как оказалось розовые губки, но и узенькие, острые зубки, теперь став похожим на вампира, с которым Дракину приходилось не раз биться в Блакруме. Потому Пашку словно ударила по макушке головы догадка, что этот Батанушко не галлюцинация, а тот самый вампир, желающий заговорить ему зубы, отвлечь, так сказать, чтобы потом выпить всю его кровь.

– Чу, тобя, – домовой это проронил со слышимым раздражением, согнав с лица улыбку, и покрыв его множеством мельчайших морщинок, которые избороздили вдоль и поперек не только лоб, но и щеки, местами даже поглотив в себя волоски. Хозяин дома медленно опустился на скамейку, вновь на нее усевшись, упер ручки в деревянное сидение, и так тягостно вздохнул, что кожа на спине Павлика ощутимо похолодела, будто на нее плеснули ледяной воды, притом не задев материю футболки.

– Живу я не первый век со твоими предками. Ну, тамка, со дедами, прадедами и прапрадедами, – грусть теперь напомнила и тоненький голос Батанушки, который стал даже немножечко дрожать. – И дык вотка мене горько, чё ты не признал во мене того, ктой тобе на руках носил… Деда Лександра твово, – домашний дух резко дернул взгляд на мальчика и тот сразу охнул и впрямь угадав в чертах лица последнего (даже такого морщинистого) умершего два года назад дедушку Саши.

– Как так? – чуть слышно шепнул Пашка и губы его чуть заметно затрепетали, а в глубоких серых глазах перекатились крупные слезинки. Хозяин дома слышимо хмыкнул носом, кажись, подбирая забродившие в них сопли, даже чуточку показавшиеся из левой ноздри зелено-переливающейся верхушкой, и с той же грустью в голосе продолжил пояснять:

– Я ж домашний дух, Доброжил я, Домовой, Суседко, Сам, Доброхот, Кормилец, Дедушка, Батан, Батанушко, кто як мене величает. Незримый хозяин избы, хранитель очага и помощник семьи считаюсь. Поелику образом своим похож на старшего мужа, хозяина семьи и избы, а значица на твово деда Лександра. Ужоль-ка я тобе сей сиг покажу означение власти хозяина дома, дабы ты скумекал о чем я толкую, – дополнил домовой и прыжком вскочил на скамейке на ноги, при этом созерцаемо выгнув спину и вроде как мурлыкнув, так как это делала бабушкина Муся. Батанушко торопливо оправил на себе длинную косоворотку, чей подол дотягивался до колен, и принялся размеренно ощупывать свой ярко-синий шнур с кистями на концах, огибающий талию. Он медленно, но, верно, исследовал сам шнурок, удивительно так для мальчика, поворачивая его по кругу, маленькими серыми ноготками прочесал кисти. А после, склонив голову со всем вниманием, оглядел себя, в этот раз, впрочем, не только шнур, повязанный поверх рубашки, но и ее саму, и штаны-шаровары. Он даже развернулся вправо-влево перепроверяя нет ли того самого «означения власти» позади, и в ту же самую секунду, переведя взгляд на Пашку, широко раскрыв рот, в голос, закричал: