Ганс Фаллада - Фридолин, нахальный барсук

Чего только не было в этом таинственном мире за пределами норы, о котором они еще не слыхали и которого в глаза не видывали. Удивительно вкусные корешки приносила им матушка Фридезинхен, желуди и буковые орешки, забытую на полях морковку и кормовую свеклу и — как главное мясное лакомство: дождевых червяков, застывшего на морозе ужа или даже, в качестве деликатеса, мышку! Но самая вкуснота была, когда Фридезинхен нашла осиное гнездо — ах, до чего же вкусным показался Фридолину сладкий мед! Он никак не мог взять в толк, почему мама не приносит такие лакомства каждый день, он из-за этого ворчал и бранился с нею. Тот глупыш, каким он был тогда, конечно, понятия не имел, с каким трудом раздобывала корм его мама, и полагал, что сладкие медовые гнезда есть повсюду.

Потом, в начале апреля, в один прекрасный солнечный день, настал великий миг, когда Фридезинхен впервые вывела своих детей на свет. Господи, что за волнение охватило их — по мере продвижения по темному коридору становилось все светлее и светлее. Малышам, знакомым пока только с темнотой, было так жутко, что маме Фридезинхен пришлось даже подталкивать их и здорово ругать, иначе все четверо забились бы обратно в нору.

А как они поначалу дивились, попав на яркий солнечный свет! Раскроют глаза и тут же опять закроют, потому как от яркого света глазам больно. Мало-помалу они начали щуриться, потом отважились оглядеться кругом — и тут посыпались вопросы!

— Мама, а что это — такое желтое, мягкое, теплое? — спрашивали они, имея в виду прекрасный чистый песок, выброшенный мамой Фридезинхен на поверхность земли, когда она рыла нору.

— Мама, а что это — коричневое, длинное, у меня зубы к нему липнут? — спрашивали они о смолистом корне сосны.

— Мама, это барсучонок так смешно кричит? — спрашивали они, подразумевая птиц, щебечущих в кронах деревьев.

— Мама, отчего мне так тепло, как будто я лежу у самого твоего брюшка? — спрашивали они, имея в виду солнце, согревавшее их.

У них был тысяча и один вопрос, и Фридезинхен, чтобы хоть немножко утихомирить детей, пришлось повести их вниз по склону к озеру, учить пить воду. Уж они и спотыкались, и кубарем катились, и падали вниз! Произошел даже один настоящий несчастный случай: Фрида так наловчилась катиться вниз по склону, — кубарем, кубарем, бум! — что внизу, конечно, не успела притормозить; она же не знала, что это светлое, блестящее — и есть вода; перекувырнувшись через голову, она упала в озеро, а тут большая щука, принимавшая на мелководье солнечные ванны, схватила Фриду и утащила ее на глубину, где с превеликим удовольствием ею и закусила.

Фридезинхен сначала очень испугалась, услыхав всплеск и увидав, как дочка исчезла в воде. А потом принялась бегать вокруг оставшихся детишек и считать их:

— Раз, два — много!

Все сходилось, и раньше их было много, и теперь тоже много. Все в полнейшем порядке. Вот видите, как полезно уметь считать только до двух!

После водопоя пришлось опять карабкаться вверх, к норе, это оказалось еще труднее, чем спускаться. Фридезинхен своим рыльцем то и дело подталкивала их. Но наконец они все добрались до прекрасного мягкого песка. Дети совсем выбились из сил, едва дышали, и мама позволила им еще немножко понежиться на солнышке. Они подставляли солнышку то спинку, то брюшко, а Фридезинхен между тем занялась чисткой своих детей: орудуя лапами и рыльцем, она начала наступление на вредных насекомых, расплодившихся в густой шерсти. А малыши были слишком счастливы и слишком утомлены, чтобы задавать матери еще какие-то вопросы. Белый свет, эта нора под развесистыми буками, каменистый, кое-где поросший мхом склон горы, сверкающая на солнце вода, окаймленная непрестанно шуршащим на ветру камышом, — все это было таким, каким было, о чем тут еще спрашивать?..

Эти недолгие прогулки с детьми Фридезинхен совершала почти каждый день, если светило солнце и поблизости не было злого врага. Барсучата учились пользоваться своими лапами: уже без помощи матери они шустро спускались вниз по склону и ловко карабкались вверх — так быстро, как только могут барсуки, ведь даже самый быстрый из барсуков никогда не обгонит быстро идущего человека. Дети любили играть друг с дружкой возле входа в нору, а Фридезинхен мирно наблюдала за ними, но все время, впрочем, была начеку, следя за любой приближающейся опасностью, будь то люди, бродячие собаки или злая лисица.

Малыши опрокидывали друг дружку или притворялись мертвыми — распластывались на земле, положив голову между передними лапами и крепко зажмурившись: они воображали, что так их никто не увидит. Самая любимая игра у них была — «закопай себя». Фридезинхен тоже с удовольствием играла в эту игру. Она, конечно была большой мастерицей в этом деле и могла за три, самое большее — четыре минуты совершенно исчезнуть под землей. Она копала землю сильными передними лапами, когтистыми, с твердыми перепонками. А задними лапами она отбрасывала выкопанную землю. Когда она уходила глубже, то выталкивала землю задом, и только по кучкам земли и песка можно было догадаться, где же мама Фридезинхен.

Читать дальше