Валерий Костюк - Вежэм. Остросюжетный эпос

Отозвались. Я же – медлю.
Здесь гостей не ждут в ночи.
Свет пахнул из двери медью,
Жаром топленной печи.

Скрипнул дверью. Стихли трое,
Оглянувшись на меня.
Все поведав им не кроя,
Я присел вблизи огня.

Мне плеснули в кружку чаю.
Чагой пах горячий взвар
И согревшись, подмечаю,
Как струит с одежды пар.

Разморило лёгким жаром.
Разговоры между тем
Вновь путём тянулись старым,
В оборот привычных тем.

Завелось с обычных баек.
Дальше – шло само собой:
Кто что слышал или знает
Шло почти наперебой.

Двое, те, что помоложе,
Чуть не так – пускались в спор.
Слушал я, хоть был, положим,
Чуть наивным разговор.

А Кузьмич, охотник старый,
Усмехнулся лишь в усы
И чихнул, взглянув устало
На карманные часы.

Разговор коснулся боком
Вскользь, о нечисти лесной.
Тут ведь, к слову, недалёко
И лешак, и водяной.

Помянули тех, кто в дале:
Домовых и весь их род,
Очевидцев, что видали
Тот таинственный народ.

Не сошлись во мненьях снова.
«Чушь одна. – сказал Семён. —
Не поверю тут ни слову —
Сказки дедовских времён!»

«Ну ты, блин, – Фома-неверя.
Не проймёшь тебя ничем!
Ладно, – нет ко мне доверья.
Все-то станут врать зачем?

Да к чему ходить далёко?
Спросим, что ли, Кузьмича?» —
Не сдавался тут, Алёха,
Разошедшись сгоряча.

На вопрос, помедлив малость,
Отвечал в раздумье тот:
«В жизни всякое случалось,
Да не всякий всё поймёт.

Сам не видел – врать не буду.
Только… – было как-то раз.
Жил далече я отсюда,
Молод был, как вы сейчас.

Жил в селенье, над Печорой,
В доме с матерью родной.
Был подмогой и опорой:
Рано стала мать вдовой.

Дело – делом, всё ж забавы
Молодым всегда к лицу.
Нет на молодость управы,
Коль скатился день к концу.

День стихал. Смеркаться стало.
На уютный бережок
Всех гармошка созывала,
Словно утренний рожок.

Гармонист наш, между прочим,
Хоть куда был молодец.
Весельчак Василий Рочев —
Яд для девичьих сердец.

Заиграет парень звонко,
Развернув дугой гармонь,
И помчатся в пляс девчонки,
Озорные как огонь.

Любят девки гармонистов,
Так и липнут, как на мёд.
Серебром звенят мониста,
Коромыслом пляс идёт!

А не то, – свернёт гармошку,
Да растянет грустный лад:
Запоёт про «путь-дорожку»
Да «укрытый снегом сад».

Погрустнеют тут дивчины
И слеза блеснёт в накат,
Хоть и не было причины
Пять минут тому назад.

Так, – в веселье и затеях
Задавал всегда он тон,
Чем всегда дразнил Гордея,
Лишь забаву видя в том.

А Гордей, сказать вам надо,
Гармонист в селе второй.
В том пуста его досада —
Не силён он был игрой.

Но себя считал он первым.
Тут – к нему не подойди.
Был завистлив, горд немерно —
Вот уж, в чём он впереди.

Так, ни в чём друг другу спуска
Не давали пареньки:
На одной дорожке узкой
Им встречаться не с руки.

И Гордей всегда подначить
Норовил по мере сил.
Знал ведь – примет не иначе
Всё, как вызов наш Василь.

«Мол, такое дело, – скажет, —
Тут, тебе не по зубам».
Да ещё с ухмылкой даже
Подмигнёт затейно нам.

Не без умысла тут злого
Поддевал всегда Гордей.
Знал, коль даст Василий слово,
Так исполнит, хоть убей.

С той надеждой подбивал он,
Что сорвётся под конец —
Был Василий добрый малый,
Да в горячке был гордец.

Обернись всё неудачей,
Так девичий дружный смех
Стал бы парню не иначе,
Лишь обидою на всех.

А случись, – он вдруг в обиде
На смешок ли, на словцо,
Так с неделю не увидят
Девки милое лицо.

Вот уж тут разгул Гордею —
Жми меха, да не ленись.
Пусть хотя бы на неделю
Был он первый гармонист.

Было мне давно в догадку,
Что к чему за той «игрой».
До поры всё было гладко,
Хоть и брало дух порой.