Мария Мартова - Небывалые были

Так и помогли незадачливому Макарычу справиться с бедой. Народ в Дроздах промеж себя дружный, не даст другу пропасть.

А как одной парой рук обойтись, когда огромная кадка с мочеными яблоками бабы Назарихи, что жила у самого пруда, съехала по промокшей насквозь земле прямо к берегу да так и замерзла, сроднившись с ледяной прибрежной коркой? Назариха так громко голосила с горя, что перекрыла своим голосищем вой пурги. И на ее крики сбежались в испуге все соседские бабы и девки и вытолкали бочку из низины, а потом и дотащили голыми руками до сарая. Куда лучше потаскать на себе тяжелую бочку, чем вздрагивать понапрасну от дикого бабьего вопля.

Пока Назариха плакала на радостях да порывалась угостить благодетельниц яблоками, те уж бежали с метлами и лопатами скорей на главную дорогу. По ее мощеному хребту больше всего ездили повозки с товаром на базар и обратно. По ней ходили дроздовцы по воскресным дням в церковь на службу. Этим же путем бегали детишки в сельскую школу, единственную на всю округу. А теперь всем миром дружно и ладно и мужики, и бабы чистили дорогу от толщи снега, налипшего на мерзлые камни. Измучились, устали, зато согрелись, развеселились. С таким народом любой мороз нипочем.

А в это время спешила, утопая в сугробах, к себе в холодную избу маленькая худенькая девушка с полным ведром угля. Трое ее ребятишек и старая мать сидели в нетопленой горнице и ждали тепла.

– Сейчас, сейчас, – торопливо перескочив порог, засуетилась Меланья и побежала к печке.

В ту же минуту открылась дверь, и в дом вошел хозяин с теленком на руках.

– Вот принес, а то в хлеву, поди, замерзнет совсем, – сказал он и поднес животину к подпечку. – Да и тут не дюже жарко.

Молодая хозяйка, виновато взглянув на него, живо скинула с себя душегрейку и наскоро растопила печь. А потом собрала всю семью за большим дубовым столом и, задыхаясь от волнения, поделилась важной новостью. Даже неразумный теленок выбрался из-под теплого подпечка и сторонкой приблизился к собравшимся, чтобы послушать.

– Как только я с подругой, продавщицей с рынка, прошли всю Лопатинскую улицу от рынка до главной дороги, началась такая вьюга, страсть! – спешно заговорила Меланья.

– Да, ветер поднялся будь здоров, – согласился Прохор, ее супруг. – Все видели.

– Видели, да не видели. А мы с Полиной все видели, святой истинный крест. Как завьюжило, как закрутило, как занесло…

– Кого занесло? – недослышала мать-старуха и, подсев поближе, подставила свое глухое ухо.

– Снегом, говорю, занесло. Как ветер-то поднялся, так и наша Горевуха вместе с ним взлетела, точно птица, ей-богу, не вру, прямо с зонтиком, в рваном платке и галошах. И понеслась…

– Красиво сочиняешь, просто сказка, – недоверчиво отозвался муж и пошел кормить скотину.

– Мама, мама, расскажи сказку, – запищали дети.

А мать лишь рукой отмахнулась. Видела ли она то, о чем только что поведала своему семейству, или ей, и впрямь, все почудилось, она уж и сама не могла решить.

А виденья у нее как раз не было. Горевуха, как нерасторопная ворона, подхваченная неистовым вихрем, оторвалась от земли и понеслась над курящими теплым дымом крышами домов бог весть куда. В непроглядном снежном мареве среди спускавшихся вечерних сумерек она уже не различала, где земля, а где небо, и не понимала, придет ли конец ее невероятному злоключению.

Но холодная природа, в отличие от равнодушных, глухих и слепых людей, решила все же сжалиться над бедной летучей старухой и, прилично помотав ее кругами над родными Дроздами, благополучно опустила на мягкую заснеженную землю на одной из деревенских улиц.

Так бы и осталась Горевуха замерзать одна на дороге, всеми забытая и никому не нужная, если бы не разглядела случайно в бескрайней снежной мгле знакомый голый кустик, бывший когда-то цветущей белой черемухой. За ним-то и показалась ее самая занесенная снегом изба со старым фикусом и серыми занавесками на маленьком окошке.

С трудом открыла она расшатанную калитку, утонувшую наполовину в снегу, и еле пробраться через топкие сугробы к крыльцу. Едва старушка скрылась за скрипучей дверью, как жуткая метель тут же улеглась, успокоилась, будто ее и не было вовсе. Лишь высокие пышные сугробы развалились вольготно на замерзшей дроздовской земле, да кривая черная туча, похожая на Горевуху, осталась висеть в небе над ее холодным одиноким домом.

Утро встретило дроздовцев ядреным трескучим морозом, белым искрящимся в лучах чудесного зимнего солнца снегом, причудливыми узорами на окнах и радостным настроением. А как тут не радоваться? Зима-забавница в гости пожаловала. Веселись, народ!