– Ага, точно, – согласился второй мальчишка, – или как старая ворона с крыльями. Зонт у нее дурацкий. Сейчас вот-вот улетит на нем. Ха-ха-ха!
Его приятель присоединился к хохоту, и оба насмешника чуть не свалились с забора. Старуха, подойдя ближе, пригрозила озорникам вытянутым вверх крючковатым пальцем и пообещала страшную напасть на их головы за непочтительное отношение к ее старости. А сама, не прерывая гневного бормотанья, сложила с трудом свой серый с длинной ручкой зонт и, опираясь на него, как на клюку, поплелась по топким грязным лужам на сельский рынок.
Молодая пышная, как свежий каравай, девка в нарядном ярко-красном платке и таких же сапожках вешала тяжелый чугунный замок на рыночные ворота, когда к ним добралась-таки Горевуха, уставшая, промокшая, вся в грязи.
– Поздно уж, бабуся, – сообщила ей пышнотелая торговка. – Все ушли по домам. Да и вам пора уж. Погода, смотрите, портится. Того и гляди, ненастье начнется.
Она равнодушно стала грызть бублик с маком, а потом вытащила из широкого кармана другой и сунула старушке в руку на утешение. Но та с пренебрежением отбросила протянутый гостинец.
Девушка однако ничуть не обиделась и лишь пожала пышными плечами. Укутавшись потеплее в платок, она поспешила в глубь улицы догонять подругу, чтобы вместе пойти поскорее домой.
«И что это Милка так легко оделась?» – подумала она, глядя на тоненькую кроличью душегрейку на подружке.
Милка, то есть Меланья, Прохорова жена, маленькая худенькая девушка с большим ведром в руке, мелко семенила по скользкой дорожке, дрожа от пронизывающего ветра, и то и дело останавливалась, чтобы потоптаться на месте и немного согреться.
– Полинка, это ты? А я тебя все никак не дождусь, – пожаловалась она догнавшей ее подруге, дыша на свои окоченевшие руки, и показала головой на стоявшее рядом с ней ведро, полное угля. – Вон, запасаюсь. Нынче холод будет, у-у-у!
Та согласилась, и обе, подхватив тяжелое ведро, весело побежали прочь.
А старушка осталась одна на пустынной дороге посреди чужих домов с запертыми дверями и наглухо закрытыми ставнями на окнах. А холод все приближался и с каждой минутой грозился перерасти в настоящую стихию. Вскоре с неба крупными хлопьями повалил густой снег, и все вокруг погрузилось в непроницаемую мглу.
Пока Горевуха ковыляла к своему дому, совсем стемнело. Она едва различала дорогу в беспросветном снежном мраке. Ноги в резиновых галошах немилосердно скользили по заледенелым лужам. Зонтик нисколько не помогал преодолевать глубокие сугробы. Вскоре снегопад превратился в настоящее бедствие. Пурга поднялась с такой силой, что скрыла из виду дорогу. Старуха окончательно сбилась с пути. Подбитой птицей рыскала она среди белого безумия, не находя дороги и не зная, у кого просить помощи. И только глухое безлюдье бесконечных улиц с заметенными по самые окна домами, похожими один на другой, окружало несчастную скиталицу. Не было никакой надежды вырваться из этого снежного плена.
Но случайной жертвой стихии оказалась не одна Горевуха. Всем Дроздам в этот день пришлось лихо. Кто-то не успел запастись дровами, кто-то не убрал сено от сумасшедшего ветра, кому-то не довелось вовремя попасть домой.
Злая вьюга веселилась, видя, как на Мельничьей улице оказалась запертой в снежном капкане груженная зерном телега. Ее добрый хозяин мужик по имени Фрол никак не ожидал прихода зимы и не позаботился заменить телегу на сани. И теперь верная Сивка стояла посреди снежных заносов не в силах сдвинуться с места, меж тем как снега прибывало все больше и больше, и конца краю не было видно этому бесчинству.
– Эй, Макарыч, ты, никак, зимовать тут собрался, – услышал знакомый голос горе-ездок и увидел сквозь белую пелену своего кума Митьку, здорового крепкого детину с большими красными кулаками, в лохматой волчьей шапке.
– Подсобил бы, брат, – угрюмо глядя на свою поклажу, попросил Фрол.
– А кабы не мочь, можно и помочь, – смеясь, ответил детина и тут же растворился в снежной дымке.
– Куда ты? – только и успел крикнуть Фрол.
А его шустрый кум уже ломился своими пудовыми ногами в ворота соседских дворов и запускал снежки в запорошенные окна. Через несколько минут вся улица, словно растревоженный улей, высыпала на дорогу, и дюжина мужиков, и сильных, и проворных, и щуплых, и неповоротливых – всяких, выталкивала упрямую телегу из снежного болота.
– Эх, раз! То-то хорошо, – радовался Митька, впрягшийся в телегу заместо старой Сивки.
Читать дальше