Владимир Косарев - Пацаны… Товарищи…

Вот оттого и обидно. Кто же так делает? Неужели у нас каждый день класс на класс дерется? Из-за всполошенных преподов, которые носились по лесочку как угорелые, даже и непонятно было, кто в этой драке победил.

На следующий день вызвали родителей всех до одного – очередь перед директорским кабинетом выстроилась до второго этажа. Последний раз такое случалось, когда прорвало трубы и кипятком залило кабинеты левого крыла – тогда собирали деньги на срочный ремонт, чтобы не срывать учебный процесс.

Пятого и шестого уроков у всех восьмых классов не было – отменили. Шли допросы и всякие следственные мероприятия. Нас, зрителей, тоже гнули, словно это мы дрались.

Пацаны выходили из кабинета дирика с красными носами, расстроенные, под зорким присмотром отцов и матерей. А с боков только и слышалось: «ну что там?», «как оно?», «что будет?».

Славка Короленко (из восьмого «А») самый спокойный был. Отец ему уши надрал прямо в коридоре, мы все видели, а он ничего, держался. Сказал нам:

– Пока не ясно ничего. Говорят, по поведению гуся за год влепят. Чтобы все лето отрабатывать… Могут и родоков на деньги поставить – штрафы.

Затем нам устроили тотальное родительское собрание в актовом зале, на котором распекали каждого персонально. Мол, да как же ты, Вася, такое допустил? Или да как тебе, Коля, не стыдно? И все такое прочее… Жуть, одним словом. Из-за одного мерзавца такие приключения теперь. Длился этот «концерт» до вечера.

Когда родителей распустили, мы расходиться не стали, собрались тайно – много нас народу было, все три восьмых класса, все, кто были на драке. Обсуждали, конечно, вопросы решали. Тут и война на время забылась – все стали, как один. Перемирие у нас образовалось, как в джунглях во время засухи.

Решили коллегиально, что нужно стукача вычислить и наказать.

Кто-то выкрикнул:

– А как ты его найдешь? Вдруг он здесь сейчас среди нас?

Ну, это глупости! Мы же ведь своих знаем. И помним, кто до драки пришел, кто во время драки был и кого после учителя сцапали. Нет, такой вариант невозможен, тут все свои собрались.

Получается, что стукач либо из-за угла подглядывал, либо из окна, либо еще каким образом.

Разбились на классы, начали считать, кто драку пропустил. Составляли списки. В «А» классе и «В» таковых, понятно, не было. А вот из нашего «Б» класса, троих не досчитались.

Женька Григорьев стал перечислять:

– Кондрата не было, Сереги Кондратьева, он болеет. Его вычеркиваем – железное алиби. Значит, это либо Косачев Димка, либо Ринат Ахметзянов. Их и сейчас тут нет, сечете?

Так! Теперь понятно. Все сходится, как нельзя лучше, по алгоритму. Оба классические ботаны. Не было сомнений, что кто-то их них нас всех и сдал.

Наши зашумели.

– Вот заразы!

– Позор!

– Я им обоим носы сломаю!

А потом кто-то умный подал великолепную идею – до понедельника всем молчать! Чтобы ботаники ничего не подозревали.

– Пацаны, ведем себя тихо. Не было ничего, ясно? Все замолкли и дышим ровно. Потом прищемим сразу обоих.

Все логично, именно так и нужно было поступить.

Погалдели мы еще немного и разъехались по домам – получать то, чего недополучили на собрании…

В долгожданный понедельник первым отоварился Ахметзян. Между первым и вторым уроками, на перемене его зажали в туалете и так размяли ребра, что он не мог дышать. Ползал под умывальником, хныкал, как девчонка. Так ему и надо, гаду.

Правда, он ни в чем не признался, ну так это понятно! Если признается – еще хуже будет.

Потом поймали Косачева – навесили и ему. Конкретно так навесили: подбили обе брови – они превратились в два синих пятна – и порвали пиджак. Пусть так походит, сволочь.

Но он тоже не сознался, только кровавые пузыри пускал. Словно сговорились они с Ахметзяном.

Да и плевать на них.

В общем, мы «ашкам» и «вэшкам» отчитались, что задача выполнена. Воспитательные процедуры проведены в полном объеме, что называется.

Кто-то хвастался еще:

– Видал, как я ему сунул, а?

– А я? Точно в переносицу попал!

Все верно. Так и надо.

Главная цель достигнута. Нужно было, чтобы все поняли – коллектив не потерпит в своих рядах предателей. В мужском обществе не любят мягкотелых неженок. Не можешь сам драться – так сиди и молчи, когда другие это делают. Таковы суровые условия жизни в строгом и жестоком обществе. А чем наша гимназия отличается от реального мира? Да ничем!

А эти сбежали, да еще и преподов навели. За это мы их и проучили.