Наталия Московских - Территория Холода

Останавливаюсь на полумысли и вздыхаю. Толку с этой злости? Делать-то все равно нечего. Если я хочу здесь выжить, придется принимать правила игры и следовать им. Иначе опасения, которые накрывали меня еще в машине, сбудутся.

Понурив голову, шагаю к кровати – второй от окна – и решительно кидаю сумку с вещами на тоскливый выцветший матрас. Впереди у меня бой не на жизнь, а на смерть с пододеяльником под военный оркестр скрипучих пружин. Как знать, может от моей возни кто-то соизволит проснуться и познакомиться с будущим соседом?

От моих манипуляций с постельным бельем никто из обитателей тридцать шестой не соблаговоляет ни проснуться, ни даже пошевелиться. Крепости сна этих ребят можно только позавидовать – не очнутся, хоть из пушки перед ними стреляй.

Сажусь на кровать, нарочно громко скриплю пружинами.

Никакой реакции. Окликать будущих соседей я то ли не хочу, то ли побаиваюсь. В конце концов, может, это игнорирование – действительно испытание новичка? Поэтому с тоскливым вздохом я снова выхожу из ученического корпуса никем не замеченным призраком. Странное дело: быстрая пробежка по старым лестницам в компании Старшей будто отпечатала во мне карту, поэтому дорогу назад по витиеватым пыльным переходам я нахожу без труда.

Комендантша остается безучастной к моим путешествиям – ей явно до меня дела нет. Администрации интерната, по-видимому, тоже. Я злюсь, потому что для меня такое поведение лишний раз подчеркивает ощущение ненужности, которое испытывает каждый второй скиталец интернатов, отосланный родителями в этот неприветливый микрокосм.

Там тебе будет лучше.

Это обеспечивает хорошее будущее и учит самостоятельности.

Такой опыт пригодится во взрослой жизни, потом спасибо скажешь.

Там потрясающая программа. А еще кормежка три раза в день!

Мы обязательно будем приезжать.

Эти сказки стары, как мир, но результат у них, как правило, одинаковый: избавление от проблемы, которую два человека в какой-то момент сами решили себе завести. Маразм, да и только.

Обида разгорается так сильно, что меня чуть не тошнит.

Вздыхаю и стараюсь переключиться. Крыльцо ученического корпуса встречает меня прохладным порывом ветра, которому удается немного остудить и даже выдуть противные мысли из моей головы. Он заключает меня в нежные и заботливые прозрачные объятья, не осуждая за чувства и понимая мою злость. Я позволяю себе несколько минут постоять с закрытыми глазами и поднятой к серому небу головой.

А ветерок тут, надо сказать, даже приятный.

Мне становится стыдно за поспешные суждения об интернате. Может, я зря так резко на все реагирую?

На всякий случай озираюсь по сторонам, ища глазами каких-нибудь жаворонков вроде Старшей, в надежде попытать счастье вновь и установить с кем-то контакт. Попытка явно не удастся: вокруг ни души. Удивительная тишина в месте, где обитает не один десяток детей! Впрочем, может, я все же сумею найти кого-то из старожилов, если как следует осмотрюсь?

Ноги относят меня прочь от большого ученического корпуса в сторону, где я еще не был. Разум подсказывает, что мне бы не уходить далеко: наверняка скоро должны начаться уроки. Но я решаю поступить с уроками, как администрация – со мной. Просто забыть о них! К тому же мне что-то подсказывает, что, даже если я пропущу занятия, меня вряд ли кто-то хватится.

Быстро миную невидимый барьер, будто отсекающий границу перелеска, и из своего укрытия мне показывается очередное здание: прямо напротив бирюзовой развалюхи, прозванной корпусом воспитателей. Этот дом больше похож на серый куб, испещренный потеками тоскливой краски. Два этажа, два ряда глаз-окон с томными ресницами оконных цветов – настолько похожих, что не отличить! Создается впечатление, что в комнатах этого дома одинаковое всё – от душной старой меблировки до нижнего белья обитателей.

Меня передергивает, и на кубовидную серую тюрьму я стараюсь больше не смотреть. Тем более что мое внимание привлекает игриво выглядывающий торец другого дома – еще одного рудимента цивилизации, брошенного посреди лесисто-болотистого царства. Этот дом длиннее предыдущего и выглядит массивным, но вид у него… какой-то неуместный. К другим зданиям на территории интерната ведут отростки дорожковой ленты, к этому – нет. Его светло-серые стены кажутся поблекшими, словно пытаются постепенно выцвести до прозрачности и раствориться в пространстве, обратившись во влажный тяжелый туман. По бетонному крыльцу тянется глубокая трещина, похожая на молнию. Перила покошены, атакованы ржавчиной и отчаянно нуждаются в покраске. На вызывающе заросшем газоне к дому протоптана тропа. Широкая, примятая ниже плиточной дорожки многочисленными хождениями, она тянется к основной артерии интерната, которая будто нарочно рядом с исчезающим корпусом круто изгибается вправо.