Лейна Шак - Дети Света

Герд выпрямился, считая, что с позором на сегодня покончено, но с таким выводом он, конечно, поторопился.

– А теперь, солдат, прими правильную стойку самостоятельно! – резко скомандовал Нилс.

Следующие несколько минут стали еще большим кошмаром для Герда: тренер раз за разом заставлял его принимать стойку и каждый раз оставался чем-нибудь недоволен. Когда хохот в зале стало уже невозможно перекричать, старик все-таки прекратил экзекуцию, махнул на Герда рукой и со вздохом сказал:

– Я не могу потратить на тебя все свое время, солдат! Иди к остальным и запоминай все, что только сможешь. Вливайся по мере сил и прекрати уже так тормозить, это прямо-таки невыносимо!

После требования не тормозить мозги у Герда отключились окончательно, и впоследствии с первой тренировки он не мог вспомнить решительно ничего. Но настолько ужасно у него прошли только несколько первых тренировок, постепенно он втянулся, и даже довольно быстро привык к манере старика Нилса, который на поверку оказался добряком. Правда, добиться выдающихся успехов у Герда не получилось.

Больше же всего ему нравилось стрелять. Свое обучение он, как и все прочие, начал со стрельбы из винтовки лежа с упора. Потом освоил стрельбу из винтовки лежа без упора с применением ремня, потом с колена, и наконец стоя. Также освоил стрельбу из пистолета: сначала двойным хватом, а потом и с одной руки. Здесь он неожиданно так же, как и в беге, обошел остальных новобранцев.

Одним из важнейших умений стрелка считалось умение удерживать оружие прицельным без отклонений. Чем дольше, тем лучше. Нарабатывалась эта способность устойчивости только длительными тренировками. Даже в таком капитальном положении для стрельбы, как лежа, она оказывалась необходима, не говоря уже о том, как стрелка качало в положении стоя. И вот с этим-то у Герда проблем и не наблюдалось. Спасало новоприобретенное за время полетов чувство равновесия. Герд чутко воспринимал баланс оружия, его колебания и любые отклонения в сторону. Более того, он инстинктивно, не задумываясь, правильно выправлял все эти ненужные отклонения, чем приводил в восторг своего инструктора.

Конечно, существовали в стрельбе и свои минусы. Например, некоторые изготовки, которые приходилось принимать, а иногда и находиться в них часами, были неудобными. Или кому могла понравиться монотонность отрабатывания команд: нескончаемое перекладывание оружия из одной руки в другую, бесконечное извлечение его и перезарядка? С другой стороны, и Герд это понимал, все действия просто необходимо было довести до автоматизма, чтобы совершенная техника позволила бы солдату на поле боя сэкономить драгоценную секунду и в итоге спасла бы ему жизнь.

Из неоспоримых же преимуществ было то, что стрельба являлась вариацией неконтактного боя. Ни с кем кроме инструктора Герду вообще не нужно было контактировать: только он, оружие и мишень. Все.

Так и проходили его дни. Герд потерял счет времени, позабыл, как выглядит солнце и дует ветер. Он почти не разговаривал, не заводил знакомств. Здесь вообще все старались разговаривать поменьше и потише, то ли подземелье так удручающе на всех действовало, то ли что.

Старту у него не отобрали. Что с ней делать и куда ее девать толком никто не знал, поэтому ничего в ее отношении и предпринимать не стал. Командир после минутного ступора даже позволила ей тренироваться вместе с Гердом. Собака, видимо, раздражала ее меньше, чем его прическа. Так что Старта бегала, прыгала и ползала вместе со своим хозяином, на выстрелы со временем перестала реагировать абсолютно, а во время спаррингов так и вовсе ни разу даже ухом не повела, какие бы увечья Герду ни наносились. Это было даже обидно.

Каждый вечер, заваливаясь на свою койку, Герд думал, что больше с нее не поднимется. Все тренировки были настолько изматывающими, что каждая клеточка его тела выла. Боль подолгу не давала уснуть, а когда сон все же к нему приходил, то буквально через минуту обнаруживалось, что уже пора вставать, хотя Герд так и не успел отдохнуть. И каждый раз сквозь общее состояние безразличия ко всему на фоне тотальной усталости пробивалась одна-единственная навязчивая мысль: а что с ним было бы, если бы он попал сюда еще до того, как окреп на ферме? Что с ним было бы, если бы он попал сюда, будучи еще тем хиляком с мигренями и вечными кровотечениями из носа? Герд отвечал себе просто и прямо: он бы здесь умер. Но он попал в учебную часть уже таким, каким попал, и не умер в ней, а, к своему удивлению, через месяц даже заметил, что тело его стало болеть чуть меньше, а спать он стал чуть лучше.