Оля Тулянская - Игра в гляделки

Да! Именно! Обрадовалась я. Найти недостатки и успокоиться, а то какая ж учеба, когда перед глазами парень с самой потрясной улыбкой, от которой его лицо светится, а твое сердце замирает.

– Старкова!

Что за фигня – вздрагиваю все утро.

И я с умным видом уставилась на классуху.

– Ты что, спишь? – нахмурилась она.

– Нет.

– Тогда почему не отвечаешь?

– У меня живот болит, – встала я в оборонительную позицию, тем самым сразу же пресекая любое нападение. Классуха замялась. А я тут же воспользовалась моментом. – Можно выйти?

– Иди.

Я выскочила в коридор. Боль тут же, словно в наказание, дала о себе знать с новой силой. Выходило, что никого я не обманула.

И чего я так напрягаюсь? Я и раньше влюблялась. Ненадолго, временно, разово – да без разницы! И вскоре все проходило само собой, значит, и это пройдет. Ну, падкая я до красавчиков – да, но не одна же я такая!

В шесть лет влюбилась в одноклассника, тоже голубоглазого и белокурого. Они тогда с Короленко соперничали за мое расположение. У Короленко не было ни шанса, но он не сдавался. Доходило до драк и каких-то дурацких розыгрышей. Он частенько подталкивал на эти глупости пухляка Жорика, и тот, как дурак, неизменно велся. Однажды зимой он выкинул в окно мой сапог. Сапог упал в большой сугроб. В ту зиму было очень много снега. Воспитательница, естественно, сапог искать не пошла, как и Жорик, меня же из группы просто не выпустили. Я ждала маму, уверенная, что она-то, естественно, найдет злосчастный сапог, а иначе домой мне на в чем идти. Но мама, услышав, что мой сапог выбросили, сделала недовольную мину и все свое возмущение почему-то направила на меня. А в чем была моя вина? Я наблюдала в окно, как мама походила под окнами вокруг сугроба, но сапога не нашла. Еще бы! Ведь он упал именно в сугроб, а не рядом. Но копаться в сугробе мама не стала, хотя я и говорила, что он точно там, но разве кто-то слушает детей. Мама принесла мои старые сапоги, и всю дорогу домой ругала меня.

– Почему именно твой сапог выбросили? Почему не чей-то другой? Новые сапоги, хорошие. Теперь будешь в старых ходить.

– Ну мама, он же там так и лежит. Давай поищем.

– Нет его там, я искала!

– Но его же никто не брал, значит, он там лежит, – умоляла я маму.

– Хватит! Нет там сапога. А ведь хорошие сапоги! Новые, хорошие сапоги, – чуть не плача причитала мама со злостью в голосе. – И почему с тобой так постоянно? То одно, то другое. Почему-то других не трогают.

Я не знала, что на это ответить, я думала о сапоге, который там так и лежал. На следующее утро я хотела пойти поискать, но мама торопилась на работу, и поскорее отвела меня в группу, а днем во время прогулки воспитательница мне не разрешила, сказав, что нечего там искать, раз мама моя не нашла, значит его там нет. Ерунда какая-то. Куда же он тогда мог деться? На этот вопрос взрослые лишь пожимали плечами. По-моему, они вели себя очень глупо. Так и вышло, потому что в марте, как только снег растаял, сапог лежал там, куда и упал, но уже был непригоден к носке. Я показала его маме, но ей было все равно.

– Его уже нельзя носить, – безразлично сказала она и тут же добавила. – Вот если бы его тогда не выкинули.

И я до сих пор не понимаю, в чем была моя вина. Но урок я вынесла: можно легко стать без вины виноватой в глаза других.

В пятом классе я увлеклась старшеклассником, он был на четыре года старше и встречался со своей одноклассницей, которая жила в доме напротив. Я часто видела их вместе, вот и запала. Но влюбленность быстро прошло, как только я поняла, что я за год выросла, а он нет, и все указывало на то, что он так и останется очень маленького роста.

И вот снова. Но это же нормально? Разве не так должно быть? Только бы не затянулось… Надо найти изъяны. Срочно!

***

В туалете, на удивление, было людно. Девчонки из старших классов прогуливали уроки. На меня покосились с подозрением, но я юркнула в кабинку. А они открыли окно пошире и закурили.

– И как прошло? – услышала я чей-то писклявый голос, дрожащий от любопытства.

– Да так себе, если честно, – прозвучал гортанно низкий ответ, в котором сожаления было гораздо больше напускного равнодушия.

– А Маринка заливала, что здорово, – злорадно засомневалась писклявая.

– Ха! Ты что Маринку не знаешь!

О чем они говорили, я не поняла. А вот, кто такая Маринка, знала. Училась она на год старше меня и принадлежала к той категории девчонок, которые считались популярными и были у всех на языке. Популярность оценивалась не размером кошелька родителей, а уровнем нахальства и самоуверенности, востребованностью у парней и безмерной развязностью, которую я себе позволить не могла, да и не считала нужным.