Когда они вошли в школьный спортивный зал, Иван Иванович всё видел будто сквозь сон. Ребята хлопали в ладоши, и цветы им приподнесли, и красные галстуки повязали — всё это он будто видел и не видел. Ему дали слово, и он, оглядев зал, увидел внука Володю. Отступать было некуда, надо было что-то говорить, и он начал.
— Прошёл я, ребята, войну от первых дней и до последних.
Да, в последние-то дни не знаю, кого больше кормил, — солдат своей роты или немецкую ребятню? Пол города обслуживал. Я разливал гороховый суп и раздавал пшённую кашу… В очереди стояли… Вот за войну я и получил медали.
— А орден за что? — крикнул кто-то из ребячьих рядов, наверное, Колька Помозов.
— Орден? За дело, ясно. Без дела ордена не дают… — Иван Иванович замолчал.
— Об этом я расскажу, — сказал майор поднявшись. — Я всю историю с орденом Артюхова знаю. Ребята, я рад, что приехал к вам сегодня. Мне посчастливилось встретиться с учениками — моими земляками, с родной школой, в которой я учился задолго до войны, встретиться с Иваном Ивановичем Артюховым, моим дважды земляком. Мы родились с ним в одном районе и воевали в одной дивизии, в одном полку.
Тут ребята здорово захлопали. Иван Иванович после аплодисментов чуть-чуть пришёл в себя и подумал, что это и на самом деле хорошо, что они встретились. Надо майора увести домой и накормить русской похлёбкой.
А майор продолжал:
— Я после ранения стал начальником наградного отдела дивизии. Получаю однажды документы от полковника Виноградова и нахожу в них своего земляка по фамилии Артюхов. Понятно, обрадовался. Но когда прочитал дело, задумался: непонятно что-то… Звоню своему бывшему командиру полковнику Виноградову: так мол и так, и он мне тогда нарисовал картину… Представляете, ребята, на пятачке земли, на этом плацдарме, который мы захватили за рекой, можно было жить только под землёй, каждый метр, нет, пожалуй, сантиметр простреливали фашисты. Нельзя было костёр разжечь, затопить в землянке печку: немцы по дыму открывали огонь из пушек и миномётов. У бойцов в окопах намокали валенки, и по ночам на посту многие обмораживали ноги… Трудно? Да! Но плацдарм надо было удержать.
Весь зал слушал майора, ребята ждали, когда он начнёт говорить о деде Иване. И вот майор заговорил:
— С того берега везут на лодках обмороженных, с этого — пополнение. А попробуйте доставить хотя бы взвод солдат на виду у немцев! Какие ещё потери придётся нести! И несли потери. Двойные. И от огня и от мороза. А тут вдруг полковник Виноградов заметил, что вторая рота третьего батальона совсем не даёт сведений о потерях от обмораживания. В чём дело? Вот тут-то и стал известен подвиг Артюхова, ротного повара. Представляете, однажды он пособрал по окопам после раненых валенки, хорошо просушил их у своей кухни и в лодке вместе с термосами переправил на плацдарм. Фашисты стреляли по лодке, вокруг неё рвались снаряды и мины, поднимая столбы воды. Солдаты, кто шёл в ночное дежурство, поскидывали промокшие валенки, понадевали сухие. В ту ночь впервые в роте никто не обморозился.
«Точно так было! — вспомнил Иван Иванович, — я привёз им ночью борщ да кашу, а обратно забрал мокрые валенки. Точно, обмороженных не было…»
— И так каждую ночь Иван Иванович, — майор взглянул в сторону деда, — привозил сменные валенки, так каждые сутки два-три солдата, а то и больше его заботами оставались в боевом строю. Вы представляете, за неделю целое отделение солдат спасал. И никто ему это не приказывал. И я, конечно, с лёгким сердцем подписал все документы и как следует доложил командиру дивизии о подвиге своего земляка.
Майор торжественно выпрямился, шагнул к Ивану Ивановичу, тот поспешно вскочил, оттолкнул стул, но никто не обратил внимания, как стул покатился к стене. Майор обнял старика, и оба почему-то заплакали. Майор первым пришёл в себя, засмеялся:
— А от твоих усов гречневой кашей пахнет.
Иван Иванович не растерялся:
— Милости прошу, товарищ майор, ко мне в гости. Сварю настоящую, фронтовую.
Читать дальше