Андрей Блинов - Таинственная шкатулка

— Припоздает сегодня Иван Иванович. Собрание у него. Со всего треста питания, сказывал, народ прибудет. А раз его дома нет, для меня это вроде отпуска — уйду к соседям повязать. Как твоя шапка высохнет, вернусь и пристрочу ухо.

Баба Тоня приметно взглянула на Володю, стараясь выведать, как он к этому отнесётся, может, домой запросится, но Володя не такой дурак, чтобы показать своё желание поскорее остаться одному. А может, баба просто его разыгрывает? Но нет, она привела Володю на кухню, где стоял такой приятный запах голубцов, что Володя чуть не подавился слюной.

Баба Тоня быстро собрала внуку поесть.

— Ну, я пошла, — сказала она, кутаясь в шаль, — а ты не балуйся, делай уроки. А то твоя мамка отвадит тебя ходить к нам.

И как только баба Тоня ушла, стукнув в сенях дверью, Володя забыл и про голубцы и про кашу — не много у него было вечеров, когда он один на один оставался с дедушкиной таинственной шкатулкой, которую ему не разрешалось трогать, а тем более — открывать. Но сколько же можно терпеть загадку? Да и как он может дальше жить, если шкатулка у него из головы не выходит?

Он снял шкатулку с буфета и, прежде чем поставить на стол, встряхнул её: внутри что-то зашуршало, а потом зазвякало… тоненько и жалобно.

Шкатулка была лёгонькой, вырезанной из липы. С высокой островерхой крышкой. Она походила на домик сказочных гномов, только без окошек и дверей. На одной из стенок по низу выжжено: «Ивану Ивановичу Артюхову в день 50-летия от сослуживцев и товарищей». Ни замка, ни шарниров у шкатулки не было. Была одна-единственная дырочка в донышке, такая маленькая, что в неё не входил никакой ключик, даже от бабушкиной швейной машины. Как же открыть шкатулку и узнать её тайну? Володя долго вертел шкатулку, ставил её то на бок, то на крышку, то просовывал в дырку стальную вязальную спицу — ничего не получалось. Он совсем было отчаялся, как случилось чудо — шкатулка открылась. Как это получилось, Володя не знал и поначалу не обрадовался, а испугался. Когда прошёл испуг, он осмотрел крышку: как, оказывается, всё просто. Надави крышку и чуть подвинь, вот и всё! А что же в шкатулке? Он заглянул внутрь. На донышке, среди старых пожелтевших газетных вырезок, что-то блестело. Он запустил руку и вытащил сразу три бронзовые медали и одну белую серебряную.

«За освобождение Варшавы»…

«За взятие Берлина»…

«За победу над Германией»…

«За отвагу»!

Что ещё есть в шкатулке? Орден! Это, конечно, орден! Серебряная большая звезда на ленточке. В кружочке Кремлёвская башня.

— Слава, — прочитал Володя на ободочке. Орден Славы! Ну и дедушка… Почему он не носит его и даже не показывает? Почему? Если бы такой орден был у Володи, он каждый день, отправляясь в школу, вешал его на грудь.

Володя прикрепил орден к рубашке и побежал к зеркалу. Зеркало висело высоко, пришлось залезть на стул. Теперь видно! Ах, как сверкала серебряная звезда с Кремлёвской башней в кружочке!

Покрасовавшись перед зеркалом, Володя вернулся к столу и тут, перебирая вырезки из газет, увидел на фото лица, проступающие будто сквозь дымку, и среди них усатое и такое молодое лицо деда Ивана. Он его сразу узнал: разве у кого есть ещё такие усы?

Дед Иван стоял у пузатого смешного орудия на колёсах. Из ствола шёл дым.

Накануне дня Советской Армии учительница спросила, у кого из ребят есть родственники-орденоносцы. Володя Артюхов поднял руку.

— У моего дедушки Ивана Ивановича — орден Славы.

Весь класс зашумел, загалдел.

— Врёшь, никакого ордена у него нет, — сказал Колька Помозов.

— И не вру! — Руки Володи сами собой потянулись к Колькиным вихрам.

— Он же повар. Мой папа говорил: и на фронте твой дед кашу варил, а за кашу ордена не дают, — Колька Помозов, как всегда, всё знал.

— У него есть ещё и медали. Целая горсть, даже не входят, — и Володя показал, как не входят медали в его горсть. Ребята дружно повернулись и взглянули на его протянутую руку, но никаких медалей в ней, конечно, не было.

— Хорошо, Володя, — сказала учительница, — мы пригласим твоего деда на наш праздник героев. Может, ты сам ему передашь нашу просьбу?

Володя представил, какое лицо будет у деда, когда он узнает о раскрытой тайне, и ему вдруг стало жарко.

— Нет, нет, — сказал он, — дед меня не послушает.