Людмила Уварова - Дом в переулке

Сизокрылов махнул рукой.

— Какое там! Они к нему подошли, а он говорит: «Зачем вы здесь? Да на что я вам?..»

Не дослушав его, я вернулась в палату.

Жена Белова обернулась ко мне.

— Это кто писал письмо? — спросила. — Никак, ты?

— Да, — ответила я. — Я писала, а он диктовал. — В ту же секунду я почувствовала, как всё моё лицо, до самых ушей, заливает горячий румянец.

Она медленно покачала головой.

— Вот ведь какое дело получается… Мы с Нюрой приехали, а хозяин наш вроде бы и признавать нас не желает…

— Почему не желает? — тихо спросил Белов. Мне показалось, что он избегает смотреть на жену, чтобы не встретиться с ней взглядом.

Потом, словно нехотя, всё-таки взглянул на неё.

— Как Андрюша, здоровый?

— Здоровый, — ответила жена, — чего ему сделается…

Моя тёзка подошла ко мне.

— Ты, значит, ходишь в госпиталь, помогаешь раненым?

Голос у неё, как ни странно, поразительно походил на голос отца, такой же густой, и слова она произносила, как и он, отчётливо, как бы проверяя их на слух.

Вошёл доктор Аркадий Петрович, удивлённо поднял брови.

— Что, Белов? Никак, поздравить можно? С семьёй свиделся?

— С семьёй, — ответила за Белова жена. — С кем же ещё!

— Ну и ладно, — сказал Аркадий Петрович. — Тогда я попозже зайду…

И тихо прикрыл за собой дверь.

— Неужели это доктор? — спросила Нюра.

— А что? — встрепенулся Белов. — Разве не похож на доктора?

— Какой-то такой, невидный из себя, тощенький…

Белов хотел было что-то сказать, но за него ответил Сизокрылов, который вслед за Аркадием Петровичем вошёл в палату.

— Ну и что с того, что тощенький? Он, дочка, знаешь, какой доктор? Всем докторам нос утрёт, такого мастера на всём свете поискать — не найдёшь…

Как бы поняв, что именно о нём идёт речь, Аркадий Петрович вновь появился в дверях палаты.

— Так как же, Белов, будешь выписываться?

Меня поразил взгляд Белова — не то вопросительный, не то умоляющий. Он молча смотрел на жену и на дочь, уже не боясь встретиться с ними взглядом.

Жена не замедлила ответить:

— А как же! Неужто здесь на веки вечные останется?

— Хорошо, — произнёс Аркадий Петрович, — стало быть, приступим к оформлению…

Белов приподнялся на постели.

— Постой, как же это так всё вышло?

— Что вышло? — спросила жена.

Не отвечая ей, он посмотрел на меня.

— Вроде ты письмо писала? Верно ведь, ты?

— Да, я.

— Постой, — снова повторил Белов, повернулся к жене: — Ты моё письмо получила?

— Ну, а как же, Вася? — удивилась жена. — Как же иначе мы бы приехали, как ты думаешь?

— И адрес там был? — продолжал допытываться Белов.

— Само собой, как же без адреса письмо посылать?

Он медленно покачал головой.

— Ничего не понимаю, хоть бейте меня до утра до самого, ничего никак не пойму!

— Чего же тут не понимать? — спросила жена. — У меня твоё письмо при себе.

Отогнула свою плюшевую жакетку, отстегнула булавку, которой был застёгнут внутренний карман — наверное, там лежали деньги и документы, — вынула письмо. Я сразу узнала этот голубовато-серый треугольник, уже порядочно измятый.

— Хочешь, прочитаю? — спросила жена и, не дожидаясь ответа, стала читать:

«Здравствуйте, дорогие мои Паша, Нюра и Андрюша! Теперь уже всё позади. Я был сильно ранен в бою, но остался жив, и теперь думаю о том, как бы поскорее с вами встретиться. Приезжайте ко мне, я в Москве, в госпитале, адрес: Малый Головин переулок, дом восемь. Спросите, где бывшая школа номер тридцать четыре, вам каждый покажет. Жду вас, как соловей лета. Ваш муж и отец Василий Порфирьевич Белов».

— Ну как, теперь понял? — спросила она. — Мы как получили твоё письмо, так в тот же момент к нашему председателю колхоза, к Прохору Алексеичу. Так и так, говорю, и письмо показываю, что хочешь, говорю, делай, а мы с Нюркой за отцом поедем…

Белов по-прежнему недоумевающе смотрел на неё…

— Андрюша тоже хотел приехать, — добавила Нюра. — Да мы с мамой отговорили его, дома тоже надо кому-нибудь остаться, правда ведь?

— Правда, — не сразу ответил Белов. Глянул на меня, сказал:

— А ну, Анна, подойди на минутку…

Я удивилась: что это он меня, как взрослую, Анной стал называть? Подошла к его койке. Он потянулся, обнял меня одной рукой. Прижался жёсткой, плохо выбритой щекой к моей щеке…