Людмила Уварова - Дом в переулке

— Ты что, неужто плачешь? — удивилась жена.

Он ничего не ответил, всё ещё не отпуская меня.

— Что это с ним? — озабоченно спросила жена. — Может, доктора позвать? Давай тогда, зови…

— Никого не надо звать, — сказал Белов. — Всё хорошо. Это мы с ней знаем, как оно всё есть, верно, Анна?

— Верно, — сказала я. — Вернее верного!

В тот же день я повела Нюру по госпиталю, словно хозяйка. Я показывала ей палаты, лечебные кабинеты, перевязочные и даже двор, огороженный высоким забором. Мы с Нюрой стояли на нашем дворе, среди огромных сугробов, и, закинув головы, глядели на дом, в котором раньше находилась наша школа, а теперь расположился госпиталь.

Окна дома заклеены белыми полосками бумаги крест-накрест. Хотя нет уже в Москве бомбёжек, но ещё не снята маскировка. Синие бумажные шторы подняты кверху и опускаются только вечером, когда зажигается свет.

Мимо нас пробегают сёстры и санитарки. К окнам подходят ходячие раненые и глядят на нас. Нюра тоже смотрит на них.

— Гляди, поправляются. Должно, скоро уже на выписку… — На миг глаза её темнеют. — А папане никогда уже не ходить на своих ногах…

Потом она снова оживляется.

— А школа у вас справная. У нас в селе куда меньше…

Мы постояли ещё немного, и она спросила:

— Когда кончится война, опять учиться пойдёшь?

— Конечно.

— В эту же школу?

— Если к тому времени не будет здесь госпиталя, то в эту же самую. Скорей бы кончилась война!

Однако война скоро не кончилась. Целых три с половиной года ещё шла война, и в госпиталь привозили всё новых и новых раненых.

Сразу же после Нового года, первого января, мы получили письмо от мамы и папы. Письмо было на этот раз довольно длинным. Писал, как всегда, папа, а мама приписала в конце, что очень соскучилась и ждёт не дождётся, когда же мы увидимся дома, в Москве…

А папа писал:

«Не беспокойтесь за нас, мы уверены, что уже недалёк тот час, когда мы победим и вернёмся домой. Почему вы нам так редко пишете? Пишите почаще. Аня, ты ведь уже большая девочка, пиши, не ленись, каждое письмо от тебя — радость для меня и для мамы…

Мы много работаем. Наш полевой госпиталь находится в лесу. Мы стараемся, чтобы раненые солдаты поскорее поправлялись, становились здоровыми и крепкими. Конечно, бывает иногда нелегко, но что поделаешь — война…»

Я несколько раз прочитала письмо бабушке, хотя она сама могла читать, и даже без очков. Но бабушка сказала:

— Читай, Анечка, после я сама ещё раз прочитаю всё письмо от начала до конца…

А я сказала:

— Бабушка, как же это получается? Мы же писали письма на фронт очень часто, почему же они не получают наши письма?

— Не знаю, — ответила бабушка. — Может быть, почта медленно работает?

И я решила: буду писать маме и папе каждый день, в конце концов, какое-нибудь письмо непременно дойдёт…

В тот же вечер, вернувшись из госпиталя, я села писать письмо. Я писала обо всём: о том, как мы живём с бабушкой, как ходим в швейную мастерскую, как слушаем радио. Написала о госпитале, о своих раненых.

А ещё написала о том, как мы ждём с бабушкой возвращения мамы и папы домой. Я отложила карандаш и стала представлять себе, как это будет. Я сидела и смотрела в окно, заросшее диковинными морозными папоротниками, словно могла там разглядеть нашу встречу после победы. И почему-то мне вспомнились слова Любимова: «Важнее всего знать, что тебя ждут…»