Борис Евгеньев - Голос друга

Габуш попросил у госпожи Синьяк книгу — скоротать за чтением время. Он оказался весьма начитанным, знал большинство книг, предложенных ему. Госпожа Синьяк подумала и дала Габушу старенькую книгу в потертом кожаном переплете, — она достала ее из потайного ящика своего секретера.

Коммунар с недоверием смотрел на книгу, которую предложила ему эта немолодая странная дама, — буржуазка, спасшая им жизнь. Ни имя автора — Франсуа Тибо, ни название книги — «Рассуждение о свободе человека» ничего не сказали ему: этой книги он не знал.

Уединившись на душном чердаке, он удобно расположился у слухового окна в отремонтированном Лусто кресле и раскрыл старенький томик. Первые же страницы потрясли его. Он залпом прочитал книгу и больше часа сидел у окна, думая о прочитанном, даже не отозвался на приглашение Жанны идти ужинать.

Потом книгу читал Лусто. А потом, как догадывалась госпожа Синьяк, коммунары прочитали ее в одну из ночей Жозефу.

Она не могла утверждать, что именно это явилось причиной пережаренного кроличьего рагу, поданного на следующий день Жозефом к столу. Но чем же иным объяснить, что старик остался равнодушным к порче жаркого, непревзойденным мастером которого он считался до сих пор?

— Сударыня! — сказал Габуш, возвращая книгу. — Что за чудо эта книга!.. Честью клянусь, читая ее, забываешь, что мы разбиты, и словно бы слышишь призыв боевой трубы: коммунары, на баррикады! И веришь, веришь — правда непобедима!

— Я рада, Габуш, что вы так оценили книгу, — отвечала госпожа Синьяк, не скрывая своего волнения. — Я знала многих благородных людей, которые, читая ее, переживали то же, что и вы…

— Простите, мы, я и Лусто, давно хотели спросить, да не решались: почему вы приютили нас? Когда в ту ночь вы открыли дверь, я думал, вы кликните версальцев, и, готовясь умереть, сказал: да здравствует коммуна! Но вы спрятали нас. А теперь еще — вот эта книга…

Госпожа Синьяк ответила не сразу. По выражению ее все еще прекрасных глаз Габуш понял, что в мыслях она находится сейчас где-то очень далеко от уютного особнячка, и молчал, боясь своими расспросами нарушить ее воспоминания.

— Во всем этом нет ничего удивительного, Габуш, — сказала госпожа Синьяк. — Я плохо разбираюсь в политике, но ваши чувства в известной мере мне понятны…

Увидев удивление на его лице, она добавила:

— Близкие мне люди служили идеям, схожим с вашими, и понесли за это жестокое наказание. Некоторые поплатились жизнью… Я — русская. Родилась я в ссылке — да, не удивляйтесь! В маленьком городке на севере России, где после каторги жил мой отец, декабрист, и мать, делившая с ним все невзгоды. Быть может, вы слышали о декабристах — о горсточке отважных безумцев, думавших, что их пламенные мечты способны растопить многовековой лед самодержавия? «Зима железная дохнула — и не осталось и следов», — сказал о них русский поэт…

Госпожа Синьяк взяла в руки книгу Тибо, перелистала ее.

— Эту книгу любил отец. В годы изгнания, в минуты уныния, тоски он не расставался с ней. Как сейчас вижу его седую голову, склоненную при свете свечи над страницами этой книги… Я знаю, многие усталые сердца она заставляла биться сильнее, наполняла надеждой.

— Эта книга — друг, товарищ, боец, — горячо сказал Габуш. — Она принадлежит народу!

— Что вы хотите сказать? — обеспокоенно спросила госпожа Синьяк.

— Дайте ее нам! Ручаюсь, она найдет тысячи читателей!

— Нет, Габуш, нет!.. Она слишком дорога мне! — И госпожа Синьяк прижала книгу к груди.

Однажды утром коммунаров не оказалось в приютившем их особняке. Они ушли ночью, никем не замеченные, оставив на кухонном столе записку, — ее принесла госпоже Синьяк заплаканная Жанна.

В записке было несколько слов:

«Благодарим за все. Уходим бороться за дело коммуны».

Госпожа Синьяк с неожиданной грустью прочитала эти слова и, обняв Жанну, ласково провела рукой по рыжим кудрям девушки.

— Это я виновата, что они ушли, — говорила Жанна, утирая передником слезы. — Я толкнула их на верную гибель!.. Вчера рассказала, что видела, как вели арестованных. В толпе шла девушка с кандалами на руках — такая гордая, такая прекрасная! Она шла с поднятой головой, волосы ее развевались… Габуш и Лусто ничего не сказали, молча переглянулись. Боже мой!.. Зачем я рассказала им о девушке в кандалах?..

Прошло несколько месяцев.

Поздней осенью госпожа и господин Синьяк сидели в гостиной в сумеречный послеобеденный час. Жанна доложила, что госпожу Синьяк спрашивает на кухне какой-то ремесленник.