- Я не то хотела… - начала она. Но больше так и не знала, что сказать.
- Тамара, ты не смейся! - горячо и огорчённо вступилась Зина. - Мы ведь тоже должны и о Маше думать. Она же староста. Ну, а если тебе трудно приходить во-время, может, ты не просыпаешься… то хочешь, я буду за тобой заходить? Девочки, ведь мы же дали слово друг другу… крепкое, как дерево дуб!
К ним подошла их классная руководительница Елена Петровна и, шутя, обняла всех троих за плечи.
К девочкам подошла их классная руководительница Елена Петровна.
- Какой-то митинг здесь, - сказала она, лукаво поглядывая на девочек по очереди, - и какое-то слово «крепкое, как дуб».
Зина и Маша смутились. Но Тамара глядела в глаза учительницы прямо и спокойно. Все трое молчали. Елена Петровна сделала серьёзное лицо:
- Значит, тайна? Ну, не могу врываться. Тайны, конечно, полагается хранить. Будьте покойны, девочки, я совершенно ничего не знаю и ни о каком «крепком дубе» не слыхала.
И она, дружелюбно кивнув головой, отошла.
- Может, скажем ей? - нерешительно произнесла Зина.
- Зачем? - прервала её Тамара. - Чтобы она всякие нотации стала читать? А раз мы произнесли наше обещание…
- Да! Перед лицом леса и неба! - вставила Зина.
- …то должны его помнить и хранить. И всегда, во всякой беде помогать друг другу, - докончила Тамара.
У неё вышло это так красиво, будто она декламировала стихи. Зато голос Маши прозвучал совсем прозаически.
- Вот ты, Зина, и заходи за ней каждое утро,- сказала она, будто гвоздями приколачивая каждое слово. - И чтобы ты, Тамара, больше не опаздывала. Помогать, так помогать!
Зина начинала нервничать: - Тамара, мы опаздываем!…
ЗИНА СТАРАЕТСЯ ПОМОГАТЬ ДРУГУ
В отдельной квартире инженера Белокурова почти не слышно заводского гудка. Николая Сергеевича поднимает будильник, маленький, круглый, с нежным звоном будильник, который он ставит около своей постели. А чтобы этот будильник никого не тревожил в квартире, Николай Сергеевич спит у себя в кабинете за плотно закрытой дверью.
Никто не слышит, как утром встаёт и уходит на работу Николай Сергеевич: ни жена его Антонина Андроновна, ни дочка его Тамара, ни работница Ирина. Зачем их тревожить? Позавтракать можно и в заводском буфете, а утренние часы, если придти пораньше, так хороши для работы!
Николай Сергеевич привычным движением приглушил будильник, быстро оделся, отдёрнул тяжёлую зелёную штору. С улицы глянуло серенькое утро, прелестное, задумчивое, и оранжевый кленовый лист медленно пролетел мимо окна. Но Николай Сергеевич ничего этого не видел, он просто посмотрел, не идёт ли дождик и но надо ли взять прорезиненный плащ. В неясном свете осеннего утра его продолговатое лицо казалось ещё бледнее, ещё темнее казались тени вокруг глубоко сидящих глаз. Нечаянно заглянув в зеркало, он удивился, почему у него такое лицо, лицо больного человека? Устаёт он слишком, что ли?
Недавно директор остановил его с этим же самым вопросом.
- Не знаю. По-моему, не болен, - ответил, улыбаясь, Николай Сергеевич.
- Не знаете! - с упрёком возразил директор. - И никому, видно, ни вам, ни домашним вашим, до этого дела нет! Балуете вы их, домашних-то своих, Николай Сергеевич! Думаете, никому не известно, что вы даже на работу приходите без завтрака?
- Пусть живут! - добродушно отмахнулся тогда Николай Сергеевич.
Но разговор этот оставил на душе чувство неясной горечи. Сейчас эта горечь шевельнулась снова. В самом деле, почему это о нём никто не заботится, никто не беспокоится? Почему бы, в самом деле, Ирине не приготовить ему завтрак?
Стараясь ступать неслышно, чтоб но скрипел паркет, он прошёл в кухню. Ирина, позёвывая, расчёсывала перед зеркалом косу.
- Ирина, - обратился к ней Николай Сергеевич, - вот дело-то какое…
- Какое? - удивилась Ирина, раскрыв свои круглые блестящие глаза.
- Да вот… - Николай Сергеевич усмехнулся и пожал плечами, - нет ли у тебя чего-нибудь поесть?
- Поесть? - Ирина ещё шире открыла глаза. - Как это поесть?… Чего поесть?
- Ну, чего-нибудь. Позавтракать. Ирина откинула за спину косу и, в свою очередь, пожала плечами:
- Вы бы, Николай Сергеевич, с вечера говорили. А сейчас что же? Тут есть колбаса, но ведь это Тамаре. Бутерброд в школу. А грудинка Антонине Андроновне на завтрак. Давайте сейчас сбегаю на рынок, куплю чего-нибудь…
Читать дальше