Прошло некоторое время. Розыски как будто прекратились. Кармалюк ушёл из Нижнего Новгорода и направился на Украину. Бумаги и паспорт у него были теперь в полном порядке, и при встрече Устим смело шёл на полицию.
В Москве на постоялом дворе какой-то человек сказал ему, будто в соборе Василия Блаженного каждый день читают богомольцам царские бумаги о восставших.
Устим пошёл в собор. Утренняя служба уже началась. У входа плакали и причитали юродивые, толпились богомольцы в лаптях. В соборе плыл синеватый дым кадильниц, сладко пахло ладаном и свежими красками. Кармалюк остановился в крайнем притворе и стал класть земные поклоны.
- Боже мой милостивый! - шептал Устим. - Сколько люду бедного стоит перед тобой на коленях!… А ты и не видишь. Смилуйся хоть теперь над нами, грешными…
Наконец служба кончилась, и в соборе настала тишина. Громовой голос с амвона зазвучал над головами людей. Поп громко читая царские бумаги о повстанцах:
- «…Черниговского пехотного полка подполковник Муравьёв-Апостол, по сделанным открытиям и показаниям соучастников, оказался одним из главных злоумышленников, стремящихся к всеобщему беспокойствию и разрушению благосостояния государства. В то самое время, как по открытии сего преступления приступлено было к арестованию подполковника Муравьёва-Апостола, он нанёс несколько ран полковому своему командиру подполковнику Гебелю и успел возмутить часть Черниговского пехотного полка. Он арестовал посланных за ним фельдъегеря и жандармов, ограбил полковую казну, освободил закованных каторжных колодников, содержащихся в Васильевской городской тюрьме, и предал город неистовству низших чинов. Он двинулся с войском через Фастов на Белую Церковь в надежде успеть овладеть у графини Браницкой значительной суммой. Но со всех сторон он был окружён у деревни Устимовки, где мятежники защищались. Подполковник Муравьёв ранен, брат его застрелился, один офицер убит, кроме других раненых и убитых…»
Голос попа звучал под сводами собора всё громче и громче. Царь обещал прощенье раскаявшимся… Но Устим Кармалюк уже не верил этому. Он сам встречал на Волге беглых солдат из Петербурга, которые спасались от царской кары за выступление на Сенатской площади. Они рассказывали, что царь в тот день расстрелял из пушек сотни солдат. Кто же отплатит за смерть тех, кто сложил свои головы перед царским дворцом? Кто поможет их жёнам и детям?
Теперь Кармалюк знает, что повстанцы в Петербурге были не одиноки. Они поднялись против царя и там, на Украине, за широким Днепром.
«А про грабёж неправда! - хочется крикнуть Кармалюку. - Новый царь врёт так же, как старый. Не мог подполковник Муравьёв грабить казну для себя. Не мог! Он для солдат и для бедных людей брал! Боже мой! А сколько же их ещё, этих раненых и убитых! Об этом в царских бумагах не говорится ничего».
А он, Кармалюк, в это время спокойно сидел на Волге и грузил на баржи мешки с хлебом. Почему ему не посчастливилось быть там, в Василькове, под Киевом, где хоть несколько дней люди были свободны? Нет, так нельзя. Скорее туда, на Украину, где его ждут верные побратимы, грозные мстители за людскую неволю, борцы за народное счастье!
Глухим и равнодушным голосом поп читает приговор царского суда. Пять человек повешены в Петербурге: Пестель, Рылеев, Бестужев-Рюмин, Муравьёв-Апостол, Каховский. Многие осуждены на вечную каторгу в Сибирь.
«Боже мой! Что ты делаешь на этом свете?» - думает Устим.
Кармалюк вышел из церкви, чтобы скорее найти дом графа Моркова, где обязательно должна быть дворовая челядь с Подолья. Там он узнает обо всём, что делается на Украине.
Устим разыскал этот дом в тихом переулке, куда не долетал ни гам торговых рядов, ни крики торговок баранками и разносчиков мелкого товара. Кармалюк сел на каменную тумбу у чёрного хода ч медленно раскурил трубку. Его сразу же заметил дворник в белом переднике с метлой.
- Проходи отсюда, братец, тут сидеть не велено.
- Простите, барин, я земляков ищу, - Кармалюк нарочито величает дворника барином и, снимая шапку, низко кланяется ему.
Это нравится дворнику, и он, смягчившись, уже ласково спрашивает:
- Каких земляков?
- С нашей Украины, с Подолья, как раз оттуда, где имения графа Моркова. Не слышали ли вы про Василия Андреевича Тропинина? Я служил при них, когда они церковь расписывали у нашего барина.
Лицо дворника расплывается в добродушной улыбке, он высоко поднимает брови:
- Э-э, Тропинин уже три года, как не живёт у нас. Вольную получил и даже без выкупа. Теперь он сам себе барин. Дом у него свой и всё такое прочее…
Читать дальше