Л. Пантелеев: Ленька Пантелеев

Тут же, на улице, Волков отсчитал и передал Леньке семьсот миллионов рублей.

— Ну, вот видишь, и заработали на твоего хозяйчика, — сказал он, улыбаясь и заглядывая Леньке в глаза. — С гаком даже. И мне, мальчишке, на молочишко кое-что осталось. Просто ведь?

— Просто, — согласился Ленька.

— Завтра пойдем?

— Что ж… пойдем, — сказал Ленька. Его все еще тошнило. И на сердце было пусто, как будто оттуда вынули что-то хорошее, доброе, с таким трудом собранное и накопленное.

…На следующий день перед обедом он пришел на Горсткину улицу.

У дверей заведения стояла хорошо знакомая ему тележка. Одно колесо ее почему-то было опутано цепочкой, и на цепочке висел замок… В коридоре, на ящиках из-под пива, спал, подложив под голову руки и сладко похрапывая, Захар Иванович. На дверях хозяйского кабинета тоже висел замок. В укупорочной было тихо: машина молчала. Удивленный и даже слегка напуганный всем этим, Ленька приоткрыл дверь. Белокурая купорщица Вера сидела на табуретке у машины и читала какую-то сильно потрепанную книжку. Другие тоже сидели не работая.

— А-а, беглый каторжник явился! — радостным возгласом встретила Леньку разливальщица Галя.

Его окружили, стали тормошить, расспрашивать.

— А что случилось? Почему вы не габотаете? — спросил он, оглядываясь.

— А ничего не случилось. Так просто. Надоело. Решили отдохнуть.

— Нет, правда…

— Итальянская забастовка у нас, — объяснила Вера.

— Какая итальянская?

— А такая, что сидим каждый на своем месте и не работаем. А из-за кого забастовку подняли, знаешь?

— Из-за кого?

— Из-за тебя и подняли, разбойник ты этакий…

Ему рассказали, в чем дело. Оказывается, хозяин в течение почти двух месяцев вычитывал из зарплаты Захара Ивановича штраф за разбитые Ленькой бутылки… Старик терпел и молчал, считая, что он виноват — не уследил за порученным его попечению мальчишкой. Наконец одна из судомоек не выдержала и пожаловалась в профсоюз. Оттуда приехал инспектор, от хозяина потребовали, чтобы он заключил с рабочими коллективный договор. Краузе отказался. Тогда союз предложил работникам «Экспресса» объявить забастовку.

— Ведь вот сволочь какая! — не удержался Ленька. — А где он?

— Кто? Адольф Федорович-то? Да небось опять в союз побежал. Уж второй день не выходит оттуда, сидит, торгуется, как маклак на барахолке. А тебе зачем он? Соскучился, что ли?

— Дело есть, — сказал, покраснев, Ленька. — Я ему деньги принес.

В это время открылась дверь, и на пороге, потягиваясь и зевая, появился Захар Иванович.

— О господи… Никола морской… мирликийский, — простонал он, почесывая под жилеткой спину. И вдруг увидел Леньку.

— Э!.. Это кто? Мать честная! Троюродный внук явился! Ленька? Какими же это ты судьбами, бродяга?..

— Захар Иванович, — забормотал Ленька, засовывая руку за пазуху шубейки и вытаскивая оттуда связанные веревочкой деньги. — Вот… возьмите… я вам…

— Что это? — не понял старик.

— Деньги… которые за бутылки… Я думал хозяину отдать, а теперь…

— Да ты что? — рассвирепел старик. — Да как ты смеешь, карась этакий, рабочего человека обижать? Чтобы я твою трудовую копейку взял?! Да я что нэпман, капиталист? Да у тебя что в голове — мочало или…

— Нет, правда, возьмите, Захар Иванович, — чуть не плача просил Ленька, пытаясь засунуть в руки Захара Ивановича деньги.

— Брысь отсюдова! — затопал ногами старик. — А то вот я сейчас швабру возьму, да — знаешь? — по тому месту, на котором блины пекут…

…Ленька вернул деньги матери. Он мог еще остановиться. Но он не остановился… Вечером пришел Волков, и у Леньки не хватило духу выгнать его, объясниться, сказать, что он не хочет знаться с ним… Он пошел по старой, проторенной дорожке.

У Гердер он больше не учился, его перевели в другую, хорошую школу.

Но и там он почти не занимался, — некогда было.

Почти месяц изо дня в день они ходили с Волковым по черным и парадным лестницам петроградских домов и вывинчивали из патронов лампочки. Если их останавливали и спрашивали, что им нужно, они из раза в раз заученно отвечали:

— Квартиру двадцать семь.

И если квартира двадцать семь оказывалась поблизости, им приходилось звонить или стучать и спрашивать какого-нибудь Петра Ивановича или Елену Васильевну, которых, конечно, к их неописуемому удивлению, в квартире не оказывалось.

Долгое время им везло. У Волкова был опыт. У Леньки этого опыта было не меньше.

Дома он говорил, что ходит по вечерам в художественный кружок при школе — учится рисовать. Ему верили.