Л. Пантелеев - Ленька Пантелеев

Нет, об этом даже думать было страшно.

Он подошел к решетке набережной… Фонтанка была покрыта грязным льдом. Он представил черную глубокую воду, которая медленно течет и колышется под этим ледяным покровом, и содрогнулся.

…Без всякой цели он бродил часа полтора по окрестным улицам. Было уже темно. Он замерз, проголодался.

На Мучном переулке зашел в маленькую чайную, сел в углу, заказал рисовую кашу, какао, два пирожных.

С мрачной прожорливостью он ел переваренную, темную, как топленое молоко, сладкую кашу, думая о том, что ест он, вероятно, последний раз в жизни. Вдруг он услышал у себя над головой радостный возглас:

— Хо! Кого я вижу?!

У столика стоял и улыбался своей безжизненной нервной улыбкой Волков. Он был в американской желтой кожаной куртке с цигейковым воротником-шалью, на голове его, сдвинутая набекрень, сидела котиковая шапка-чухонка.

— Разбогател? А? — спросил он, протягивая Леньке руку и показывая глазами на пирожные и прочую снедь.

— Да, — мрачно усмехнулся Ленька, — «газбогател»…

— Что же ты меня обманул, Леша? — сказал, присаживаясь к столу, Волков. — Обещал прийти и не пришел. А? Я ждал тебя…

— Мне некогда было, — пробормотал Ленька.

— Работаешь?

— Нет… учусь. То есть учился… Сейчас не учусь уже.

— Выгнали?

— Да, почти выгнали.

— Послушай, Леша, — сказал Волков, заглядывая Леньке в глаза. — Ты чем-то расстроен? А? Правильно? Угадал? Опять что-нибудь стряслось?

Ленька находился в таком состоянии, что любое, мало-мальски теплое и дружеское сочувствие, даже сочувствие такого человека, как Волков, было ему дорого. Он рассказал Волкову все, что с ним случилось.

— Эх, братец… какой ты, ей-богу, — сказал, усмехнувшись, Волков. Разве можно?.. У этих же марафетчиков такие кнопки, шпенечки. Они нажимают на каком номере нужно, на таком стрелка и останавливается.

— Ну их к чегту! — хмуро сказал Ленька.

— Правильно, — согласился Волков. — Послушай, Леша, — сказал он, помолчав и подумав, — ты оба пирожных будешь кушать?

— Бери, ешь, — мрачно кивнул Ленька.

— Мерси…

Волков подхватил грязными пальцами рассыпчатый «наполеон», широко открыл рот и сунул туда сразу половину пирожного.

— Постой, — сказал он, облизывая губы и смахивая с воротника слоеную крошку. — А сколько ты должен этому — своему патрону?

— Какому патрону?

— Ну, хозяину.

— Много, — вздохнул Ленька. — Шестьсот восемьдесят лимонов.

— Н-да. Это действительно много. А у тебя сколько имеется?

— А у меня — ни шиша не имеется. Вот все, что на руках — двадцать четыре лимона.

— И занять негде?

— Негде.

Волков доел пирожное, облизал пальцы и сказал:

— Я бы тебя, Леша, выручил охотно, но, видишь ли, я сейчас временно сам на колуне сижу.

— Я и не прошу, — сказал Ленька.

Волков минуту молчал, сдвинув к переносице тонкие брови.

— Погоди… Сейчас придумаем что-нибудь…

Он вытер о бахрому скатерти пальцы, напялил шапку, поднялся.

— Ладно… Идем. Достанем сейчас.

— Где?

— Неважно где. Беру на свою ответственность. Ты рассчитался?

— Да. Заплатил.

Они вышли на улицу. Волков шел уверенно, поглядывая по сторонам.

— А идти далеко? — спросил Ленька.

— Нет… Тут, совсем близко. Вот хотя бы — в этом доме.

Они свернули под ворота.

— Если спросят, куда идем, — негромко сказал Волков, — говори: в квартиру двадцать семь, к Якову Львовичу. Понял?

Ленька ничего не понял.

— Почему? — спросил он.

Волков не ответил.

На черной лестнице пахло кошатиной. На площадке мигала покрытая толстым слоем пыли десятисвечовая лампочка.

— А ну, нагибайся, — шепнул, останавливаясь, Волков.

— Что? — не понял Ленька.

— Ну, быстро! В чехарду играл когда-нибудь?

— Играл.

— Нагибайся же. Черт! Слышишь? Пока никого нет.

Ленька понял.

Он нагнул голову, ладонями уперся в стену. Волков быстро и легко, как цирковой акробат, вскочил ему на плечи. Что-то хрустнуло, на лестнице стало темно, на голову Леньке посыпалась пыль и кусочки штукатурки.

Он почувствовал, что его затошнило. Что-то внутри оборвалось.

«Кончено», — подумал он.

Волков бесшумно, по-кошачьи, спрыгнул на каменный пол.

— Есть! — услышал Ленька в темноте его радостный, возбужденный голос. Сто лимонов имеем. Живем, Леша. Пошли дальше!..

В этот вечер они свинтили в разных домах Мучного переулка восемь лампочек. В кустарной электротехнической мастерской на Гороховой улице продали эти лампочки по сто миллионов за штуку.