Амос Оз - Сумхи

На улице уже стемнело, время было позднее. Мне удалось силой дотащить молодого волка, которого я получил у Гоэля Гарманского в обмен на железную дорогу, до угла улиц Малахи — Цфания, где был почтовый ящик. Он был вмурован в стену, выкрашен красной краской, спереди — выпуклое изображение короны, а под короной — инициалы (по-английски) короля Георга. В этот момент псу надоела вся эта история, и он оборвал поводок, который Гоэль соорудил из голубых подарочных ленточек. Может, кто-то свистнул ему издалека, а я не услышал. Шмарьяху легкой трусцой побежал через дорогу, его обвисший хвост, как половая тряпка, болтался между лапами, испуганная морда поникла, он удалялся, не торопясь, всем своим видом показывая, что понимает всю низменность такого поведения, но в свою защиту может только сказать: "Что делать, дружок, такова жизнь". И вот он исчез в какой-то подворотне, и тьма поглотила его.

Была ночь.

Наверняка этот скверный пес вернулся к своему настоящему хозяину, а с чем же остался я? В руках лишь несчастный обрывок голубой ленточки, которой Альдо завязал коробку с железной дорогой, а потом Гоэль Гарманский сделал из нее собачий поводок. Я остался без никого и без ничего, один-одинешенек. Вот какова жизнь.

Я зашел во двор синагоги "Остатки рассеянных" (потому что отсюда можно кратчайшим путем добраться до дома, минуя мясную лавку Бамбергеров). Я не спешил, поскольку больше не было никаких причин для спешки. Наоборот. Я уселся на ящике, вслушался в шорохи и погрузился в размышления.

Вокруг меня тихо разливался ранний теплый вечер. Из открытых окон доносились обрывки радиопередач, голоса, смех, но никому не было дела до того, что случилось сейчас со мной, да и вообще в жизни, а мне было безразлично, что происходило и произойдет с другими. И все-таки мне в эту минуту было грустно оттого, что в этом мире все изменяется и ничто не остается прежним, я сожалел даже о том, что и вечер тоже кончится и никогда не вернется больше, хотя у меня не было особых причин любить именно этот вечер. Напротив. Но мне было жаль того, что ушло и не вернется, и я думал, что где-то в мире есть такой далекий уголок — может быть, в земле Убанги-Шари или в Гималаях, где можно приказать остановиться быстро несущемуся времени и светилам небесным, как это сделал библейский Иисус Навин. [29] Иисус Навин (Иехошуа Бин-Нун) — преемник Моисея, вождь евреев периода завоевания Эрец-Исраэль после Исхода из Египта. По преданию, Бог остановил солнце над Гивоном и луну над долиной Аялонской по просьбе Иисуса Навина, чтобы тот успел завершить разгром аморреев. Но тут с одного из балконов одна соседка крикнула другой: "Глупская глупость!" А та ей в ответ: "Вы посмотрите, кто тут разглагольствует! Пани Ротлой тут вещает!" Потом донеслись обрывки плохо понятных фраз, может, говорили по-польски. И вдруг со стороны улицы Зхария раздался дикий вопль, и я уже понадеялся, что полчища индейцев напали на наш квартал и безжалостно снимают скальп с каждого встречного, но это была лишь кошка, да и та вопила от переполняющей ее любви.

Не только звуки, но и запахи доносились до меня. Запах квашеной капусты, смолы, подсолнечного масла, мусорных ящиков и выстиранного белья, еще теплого и влажного, колеблемого на веревках ветерком. Над Иерусалимом плыл вечер.

А я продолжал сидеть на пустом ящике во дворе синагоги "Остатки рассеянных" и думал… Не стоит скрывать — думал я об Эсти. Конечно, в эти часы Эсти сидит в своей комнате, которую я никогда не видел и, наверное, никогда не увижу. Наверное, она задернула свои голубые занавески, которые я так хорошо знаю, потому что тысячу раз проходил мимо ее окон. Наверное, она сейчас делает уроки, про которые я и думать забыл; своим круглым почерком Эсти пишет ответы на несложные вопросы господина Шитрита, нашего учителя географии. А быть может, она расплетает и заплетает косы или терпеливо вырезает из бумаги узоры для вечеринки по случаю окончания учебного года. Юбка плотно обтягивает ее колени. Ногти у нее аккуратные, круглые и чистые, не то, что у меня, — черные и с заусенцами. Она дышит ровно, и губы ее, как и в классе, слегка приоткрыты. Иногда она пытается слизнуть с верхней губы какую-то невидимую крошку. О чем она думает — разве я могу знать? Конечно, обо мне она не думает, а если случайно и вспомнит, то в мыслях своих называет меня "этот мерзкий Сумхи" или "Сумхи, сумасшедший мальчишка". Уж лучше бы она совсем не вспоминала обо мне.

И вообще, хватит. Я прекращаю думать об Эсти. Мне необходимо мыслить логически, ведь я должен срочно принять важное решение.