Марк Ефетов - Последний снаряд

- Стой же, говорю! Гильзу подобрать надо. Сто-ой! Ну вот, стал наконец. Погоди, сейчас сбегаю. Особенная она. От последнего снаряда...

Он поднял гильзу, обтёр её какой-то ветошью и протянул лейтенанту Шарову:

- Глядите, товарищ лейтенант: роспись.

Лейтенант медленно поворачивал золотисто-матовую гильзу, закоптелую внутри, а замковый всё говорил, удивлённо ахая:

- Ишь ты, надо же, видать, мальчонка писал! Чтоб я не сошёл с этого места, мальчонка. По почерку видать...

И вместе с лейтенантом Шаровым они читали на крутых щеках отстрелянной гильзы: "Даю сверх плана на окончательную гибель фашизма! Володя Ратиков".

Несколько рук потянулось к снарядному стакану. Все солдаты артиллерийского расчёта хотели прочитать, что написал мальчик.

- Ну что ж, - сказал лейтенант Шаров, - прав оказался Володя Ратиков. Оно так и вышло: "На окончательную гибель фашизма!" Как по писаному...

ВОЙНА КОНЧИЛАСЬ

Володя Ратиков уже встал. Он начищал зубным порошком бляху на поясе. Мать гладила новую гимнастёрку. Ната вытащила из шкафа мягкие войлочные туфли и хотела положить их перед отцовской кроватью: пусть сразу переобуется, как приедет. Он ведь с работы приходил, туфли спрашивал, ботинки снимал, а военные кирзовые сапоги куда тяжелее.

Но Галина Фёдоровна взяла Нату за руку:

- Положи на место!

- Почему, мамочка?

- А я говорю: положи. - Она вытерла рукавом мокрые щёки и сказала уже более ласково: - Не надо, Наточка. Пусть полежат в шкафу. Вот так, умница...

Ната положила туфли в шкаф и подошла к брату:

- Володя!

- Что, Наточка?!

- Почему мама сказала: "Пусть полежат"? Ну скажи, Володя...

Прошли тысяча четыреста восемнадцать дней войны. Ната за это время выросла, но не настолько, чтобы мама и Володя могли говорить с ней обо всём. Она перешла уже в старшую группу. Правда, группа эта была детсадовская, но всё равно старшая. Тут девочки и особенно мальчики всё-всё знали про войну: какие у нас есть самолёты "Яки" и что такое таран, у кого папа танкист, а у кого лётчик. Были и такие дети, у которых папы не было. Они это точно знали, потому что пришла похоронка. А когда Нату спрашивали, есть у неё папа, она говорила:

- Есть. Только он без вести пропавший.

И была такая девочка в этой старшей группе, что сказала Наташе:

- Без вести. Значит, считай, что у тебя его нет.

- А вот и есть! А вот и есть! А вот и есть! - выкрикнула Ната и заплакала.

- Когда же он приедет? - спросила та злая девочка.

Ната перестала плакать, вытерла ладонью щёки и сказала:

- Скоро!

- А сколько это - скоро?

Наташа задумалась. Она и сама не знала, сколько это - скоро. Помолчала, помолчала и сказала:

- Как немцев побьют, так и приедет.

Но девчонка та не сдавалась. Ужасная она была спорщица. Совсем поперечная какая-то. Девчонка сказала:

- А их и сейчас наши бьют! Что ж папка твой не едет?!

И опять Ната не сразу ответила, а только подумала:

"Ну что, что бьют? А не совсем ещё побили. Вот как совсем побьют, так и приедет... Вот как дам тебе, не будешь дразниться..."

И няня из группы ругала ту девочку за то, что та дразнила Наташу. Нянюшка, к которой Ната много раз приставала с вопросом, что это такое: "Пропал без вести?" - говорила:

- Будут вести. Война кончится, и всем придут хорошие вести. Зачем о плохом прежде думать? Тогда, если плохое, так одно, доченька, два раза на сердце камнем ляжет: когда думаешь и когда сделается. А ты думай хорошее. Оно по-хорошему и выйдет. Поняла?

Нет, не всё поняла Наташа. Что с того, что в будущем году подходило время идти в школу? Была-то она ещё маленькой. И знала одно: кончится война и папа приедет. Слова же "пропал без вести" не могла взять в толк. И может быть, потому не разбиралась до конца в этих словах, что не хотела понимать их страшного смысла.

В это раннее утро и она и Володя проснулись от артиллерийского залпа.

- Мама! - крикнул Володя. - Который час?

Галина Фёдоровна отворила дверь.

- Дети, - сказала она, - ночью сообщили, что кончилась война. По радио объявили.

Вслед за этим грохнул и тонко зазвенел стеклом в раме артиллерийский залп. Яркий свет вспыхнул за окном.

Володя вскочил с кровати и выглянул на улицу.

Ребята и взрослые бежали по тротуару и по мостовой, подбрасывая вверх кепки и шляпы.

Чёрная тарелка репродуктора в комнате Ратиковых, та самая, что сообщила: "Война!", теперь рокотала, передавая выстрелы салюта и эхо этих радостных выстрелов. Ведь это были такие же, по сути дела, холостые и мирные выстрелы, как тот последний выстрел батареи лейтенанта Шарова снарядом Володи Ратикова.