Галина Галахова: Кеворка-небожитель

Не так скоро, но в комнате все же воцарился некоторый порядок.

— Наталья, неплохо бы мне сейчас пойти и поработать хотя бы часок, хочется обновить фотоувеличитель — как ты на это смотришь?

— А ты куда?

— В фотолабораторию.

— Не в фотолабораторию, а в ванную, — уточнила Наташа и заглянула ему в глаза. — А можно с тобой? Я так хочу с тобой побыть, я же так давно тебя не видела, тебя ведь нет дома днем и ночью. Когда тебя нет, я на тебя сержусь.

— Но я же работаю, деньги зарабатываю!

— Я не буду мешать, буду только смотреть на фотографии.

— Давай не сегодня, а? Лучше завтра. Сегодня, понимаешь, я хочу напечатать Нелины фотографии. Я давно ей обещал.

— А нам зато ты обещал еще давнее: ее знаешь две недели, а нас всю жизнь…

Откуда-то взялась эта Неля, красивая, конечно, но только когда позавчера она пришла к ним в первый раз домой с ней познакомиться, то сразу начала рыться в маминых журналах мод и еще перемерила чуть ли не все мамины платья и шляпки.

— Завтра, обещаю, займусь вашими, хорошо? Не слышу ответа.

— Угу.

— И ты мне поможешь проявлять и печатать, идет? — обрадовался он. — Сама своими глазами увидишь, как будут появляться на фотобумаге Витя с Кимой, Кеворка с Аленькой, и ты с ними вместе.

— И еще Чапа.

— И еще Чапа, — подхватил он, — без нее никак нельзя. И уж с моей-то фотобумаги вы никуда не исчезнете, наоборот, на веки-вечные останетесь такими, какие сейчас есть. — Он засмеялся довольный.

— Ладно, иди, — сказала она упавшим голосом, — я же тут не одна, правда? А с моей новой подружкой, — и она погладила серебристый колпачок авторучки.

Владик отвел глаза в сторону и в обнимку с фотоувеличителем поспешил в ванную, где они вдвоем с фотоувеличителем провели прекрасный красный вечер.

Наташа, оставшись снова одна, долго ходила без дела по комнате, искала, чем бы заняться, пока не придумала себе новую игру, стала учить часы правильно ходить, как они раньше ходили до ужасного беспорядка. Но сейчас часы упрямо шли по-своему: то вперед, то назад, то растягивали время, то сжимали его. Час становился на себя не похожим, а минута — тем более, и стало вдруг непонятно: то ли уже давно пора ложиться спать, то ли наоборот — просыпаться и поскорее бежать в детский сад, чтобы туда не опоздать, что они в последнее время делали, потому что Владик «зарабатывался на ночной работе и часов не наблюдал», как он ей говорил, возвращаясь домой под утро и падая с ног от усталости, но вид у него был совершенно счастливый — что ее почему-то пугало.

— Капризное вы, время, — рассердилась Наташа и ударила по маятнику. Часы жалобно вскрикнули. Она испугалась: — Что с вами — вам больно? Я больше не буду вас бить… никогда, слышите? — Она попятилась и села на диван.

Часы ничего не ответили: они совсем перестали ходить.

Со двора через полуоткрытое окно донеслись гортанные окрики Раплета:

— Марш домой, а ну — кому сказано — домой?!

Как всегда по вечерам, дворник разгонял мальчишек по домам, чтобы не шумели под окнами и не били мячом стекла на первом этаже. Обычно жестковолосая его метла шаркала по асфальту глухо, но сейчас Наташе почудилось, что метла у него звучит совсем по-другому, хрупко и надтреснуто она звенит, точно стеклянная.

«Может, это у меня в ушах зве…» — успела она подумать и, уронив голову на грудь, сидя на диване в неловкой позе, заснула, прижимая к себе авторучку, которая вдруг зашевелилась у нее в ослабевшей руке.

Ей снилась девушка Владика в белом платье и в белых туфлях на высоком каблуке, девушка кружилась, порхала по комнате, как большая бабочка, и закружила Владика, а потом они куда-то исчезли, она звала его, звала, но Владик не вернулся, и тогда во сне она на него обиделась, сказала себе — никогда-никогда его не простит…

Наступившие летние сумерки на мгновение озарились в комнате красно-желто-зелено-синим и фиолетовым всполохом — авторучка пропела тонкое «тиииууу!» и вылетела в окно, как маленькая ракета.

Раплет на лету поймал ее и спрятал в карман черного своего пиджака.

По вечерам Владик, если не работал, рассказывал Наташе про звезды. Про звезды Наташа любила слушать больше всего. Она удивлялась, что звезды на небе очень большие, во много раз больше Земли. Брата она не перебивала — пусть выдумывает, увеличивает-преувеличивает. Он ведь до сих пор не знает, что она видела звезды своими глазами однажды ночью, когда у нее болело ухо, и Владик ходил по комнате и носил ее на руках всю ночь. Один раз он остановился у окна, и она взглянула тогда через его плечо в неплотно прикрытые занавески и увидала на небе звезды, еще не зная того, что они — звезды. Она подумала в тот момент, что это неспящие дети ходят в темноте с фонариками, ищут, куда подевался день…