Илзе Лоза - Рассказы

— Что это сегодня с тобою? — спросила его учительница.

— Ничего… Со мной ничего.

— Тогда не сиди с таким угрюмым лицом, слышишь?

Звездочке хотелось рассказать ей о Грустике, о том, как он умел всех смешить, о его дружбе и преданности и еще о его странном исчезновении. Но как об этом расскажешь? Ведь в классе пятьдесят учеников. Как ни стучала учительница указкой об пол, она не могла заставить всех замолчать. Чтобы ее услышали, ей приходилось кричать, и к полудню голос у нее совсем садился. Нет, это невозможно. У нее нет ни времени, ни терпения, чтобы выслушать историю Грустика.

После школы, повесив поднос на шею, Звездочка отправился в центр города. Когда поздно вечером, грустный и задумчивый, он возвращался домой, то столкнулся с Эрмелиндой.

— Сеньора Эрмелинда, вы не видели Грустика?

— Ну, видала, — с хитрой усмешкой ответила швея.

Звездочка даже подпрыгнул от радости.

— Где? Скажите скорее, я побегу его искать.

— Этого еще не хватало! Твоему Грустику там в сто раз лучше, чем тут. И в сто раз лучше, чем тебе. Ему уже не нужны ни ты, ни все мы.

— Да что вы такое говорите, сеньора Эрмелинда? Грустик — мой друг, мой лучший друг. Он обо мне тоскует.

— Как же, тоскует он о тебе! Собаки только о еде тоскуют, потому что для них главное — это еда. Сейчас твой Грустик наверняка уплетает кусище рыбы в три пальца толщиною. Тоскует, видали? Как же… Да он теперь и не Грустик вовсе, а Барон.

— Что вы такое говорите, сеньора Эрмелинда?

— Я говорю, что пес теперь в приличном доме, который как раз по нему. Там ему грустить не о чем, поэтому и кличка Грустик уже не подходит. У него теперь есть все, о чем только можно мечтать на этом свете. Теперь ему нужно лишь научиться быть любезным с благородными дамами.

— Так это вы отвели Грустика в тот дом?

— А кто же еще! Разве у кого-нибудь в квартале есть такие знакомства, как у меня? Ну, конечно, я. И слава богу, что я это сделала.

— А где этот дом?

— Ах, какой хитренький! Но ты меня не проведешь. Сегодня я сделала доброе дело, и бог меня за это вознаградит. (Она перекрестилась.) И никто не разубедит меня, понял? Барон хорошо пристроен, а большего тебе и знать не нужно.

— Но я хочу только взглянуть на него! Я его оттуда не заберу, честное слово.

— Вот привязался! Да Шавьер тебя не впустит.

— А кто такой Шавьер?

— Слуга. У него есть ливрея.

— И поэтому он меня не впустит?

— Он терпеть не может людей, которые плохо одеты.

— Он тоже из благородных?

— Как водится, — ответила Эрмелинда в некотором замешательстве. Ведь Шавьер и к ней относился очень пренебрежительно. Она продолжала уже гораздо любезнее:

— Послушай, Звездочка, если ты на самом деле друг этой собаке, не задавай больше глупых вопросов. Я все равно не скажу, где она. Ни тебе, ни кому другому. Ты ей только навредишь, понял?

Опустив голову, Звездочка побрел домой. У него отняли друга, а он не мог его даже навестить, потому что слуги в ливреях ненавидят бедно одетых мальчиков.

— Забудь об этом, — посоветовала мать, стараясь утешить Звездочку. — Чего его жалеть? Он теперь как в раю.

— Мама, ведь я его люблю и не могу с ним расстаться. Если бы я убежал, тебе было бы меня не жаль?

— Ой, Звездочка, — обняла его мать, — не говори так! Сравнил тоже!

— Но я люблю его, мама, — сказал Звездочка, целуя мать. — Говорите, что хотите, но Грустик не может быть счастлив. Я это точно знаю.

Звездочка не ошибся: Грустик, или иначе Барон, не чувствовал себя счастливым в новом доме.

«Шавьер, посади его в ванну и не жалей мыла!» — приказала слуге сеньора Олимпия, когда Эрмелинда ушла.

Шавьер со злостью втолкнул Барона в ванную комнату для слуг, ворча сквозь зубы:

— Ну, это уж слишком! Чтобы такой человек, как я… этого грязнуху… черт побери!

С того самого дня, как Барон покинул дом мисс Баттеркап, где он звался Энтони, его ни разу не мыли, и, хотя когда-то это занятие ему не очень-то нравилось, теперь он с радостью бултыхался в теплой воде. Но Шавьер быстро отравил ему удовольствие. Он окунул его с головой в воду, и бедняга чуть не захлебнулся. Потом с силой растер его металлической мочалкой, которая больно царапалась и от которой горело все тело. Под конец он вылил псу на спину целое ведро холодной воды. Барон взвыл от ужаса.

— Посмей только пикнуть! — предупредил его Шавьер. — Будешь иметь дело со мною, бродяга, поросенок несчастный!