Юрий Коротков - Мадемуазель Виктория

Интересно идти по Каиру. Смотри направо и налево, да не засматривайся, а то попадешь под машину -- здесь ни правил, ни светофоров. Угодил под колеса -- пеняй на себя, шофер только притормозит, бросит тебе несколько фунтов на лечение и умчится дальше.

Арабчата-школьники играют на площади в футбол, совсем как в Москве. Ранцы -- вместо ворот. Закусили зубами иолы халатов и гоняют мяч среди прохожих.

Рядом строители в мокрых от нота халатах таскают на голове тазы с дымящимся асфальтом.

Их объезжает странная процессия. Шестерка лошадей катит двуколку на тонких колесах. Колеса выше человеческого роста, а на повозке -- маленький дворец с башенками. Оркестрик играет что-то веселое. Вся процессия в белом: музыканты в белых галабиях, маленький белый дворец увит каллами, спицы колес в белых лентах. Даже лошади в белых халатах, только уши торчат.

Если бы не печальные лица людей, ни за что не догадаешься, что это похороны.

Перед повозкой идут плакальщицы в белых рубашках до пят. Они плачут настоящими слезами и рвут распущенные волосы. Плакать над чужим гарем -- это их работа, за слезы и вырванные волосы они получат несколько фунтов.

А когда умерла бабушка Ален" в Марфине -- сестра бабушки Софьи, все-все было по-другому. Играла самая печальная музыка, какую только можно представить, вся деревня надела черные одежды, и зеркала занавесили черным, и не было плакальшиц -- все плакали сами, и Вика плакала до самой ночи, пока не заснула.

А в Египте цвет печали -- белый. Белый цвет -- снег, смерть. А черный -- земля, жизнь. Поэтому египтянки ходят в черных рубахах -- малайе.

Все наоборот в стране Египте.

Не успела Вика загрустить, как уже улыбается: в маленькой мечети свадьба. На свадьбе все, как и должно быть, -- невеста в фате и белом платье с кружевами, пышном, как торт безе, и жених в черном фраке вышагивает, как грач по борозде.

Люди выстроились коридором от дверей мечети до свадебной машины и бросают цветы под ноги жениху и невесте.

Невеста смеется, прикрывая смуглое лицо фатой. Какой удивительно красивый народ -- египтяне! Тонкие лица, вьющиеся черные волосы, кожа с золотым отливом, а улыбка такая, что освещает все лицо...

И Вика обязательно выйдет замуж, как только вырастет. И у нее будет платье-безе с фатой. А в доме, наконец, появится ровесник, можно будет играть с ним с утра до вечера, и никому не надо спешить домой. Братья Сашка и Сережка уже совсем взрослые, скоро приведут своих невест и забудут о Вике.

Как они там, в Москве? Наверное, варят порошковый суп, грязную посуду складывают в ванну. Когда Вика с мамой прилетели в отпуск, ванна была уже до краев полна тарелками, чашками и кастрюлями, а Сашка поливал их из душа -мыл, значит...

Вот знакомый магазинчик "Синдбад-мореход". Вместо двери с притолоки свисают цепочки. В витрине -- большой шоколадный парусник. Плывет, задрав нос, по кремовым завиткам пирожного моря.

Через два года, когда кончится срок папиной работы в Египте, они купят такой парусник и повезут его домой. Так папа решил в первый год жизни здесь.

Хозяин сладкого магазина, полный араб в европейском костюме, с золотой цепочкой на животе, выходит из-за прилавка, с достоинством кланяется гостям:

-- Сайда, мадам, сайда, мадемуазель Вика.

Поклоном хозяин встречает только постоянных покупателей -- показывает, что узнал их. Но только для Вики он выходит из-за прилавка -- это особая честь.

Когда в Каир приезжала советская делегация, Вика показала хозяину "Синдбада", как написать по-русски: "Мир" и "Дружба". Слуги перерисовали русские буквы на большие плакаты и вывесили их под неоновой рекламой.

Тогда хозяева соседних магазинчиков -- и обувного, и оружейного, и фруктового -- разослали слуг искать русскую мадемуазель. И вскоре пол-Замалека пестрело плакатами. Так что теперь Вика везде почетный гость.

Мама покупает две булочки. Больше неудобно, даже если хозяин выходит к тебе из-за прилавка. Мама-Лисицына однажды потребовала двенадцать булочек.

-- Мадам, хлеб засохнет, -- удивился хозяин "Синдбада".

-- Я хочу двенадцать булочек! Я плачу за них! -- разбушевалась мадам Лисицына.

-- Мадам, в "Синдбаде" всегда есть свежий хлеб, зачем же покупать его впрок?

Кончилось дело тем, что гостья ушла с полным пакетом хлеба, а в другой раз хозяин не поднял головы ей навстречу. А если хозяин магазинчика не поднимает головы -- больше сюда не ходи. Хоть проси, хоть кричи, он не двинется с места. Здесь директора нет, жаловаться некому.