Мария Прилежаева: На Гран-Рю

Отец одевается тоже празднично, повязывает на шею вместо галстука сиреневый платок. Так принято. Мужчины вместо галстука носят в праздники небольшой цветной платок. Это красиво.

Отец с благоговением посещает костел. Воскресного нехмурого отца Жюстен особенно, почему-то с жалостью, любит.

В костеле у них два постоянных места. Раньше было три. Они садятся на деревянные кресла. Отец кладет на колени молитвенник. Он не умеет читать, тем более по-латыни, но молитвенник держит на виду, чтобы отметить важность происходящего действия. Жюстен не понимает молитвы, которые произносит кюре. У него своя молитва. Он шепчет ее про себя по воскресеньям в костеле: "Господи, сделай, чтобы мамочке было хорошо в раю на небе, чтобы она не скучала о нас и не кашляла".

Помолившись, Жюстен предается размышлениям. Оказывается, приехали в Лонжюмо не только мадам Инесса и Андрэ, но какая-то Зина Мазанова с матерью и братом Мишелем. Мысль о прибытии в Лонжюмо сразу нескольких парижан не дает Жюстену покоя. Он пытается поделиться с отцом, но тот равнодушно в ответ:

- Каждый живет своим разумением. У нас слишком много своих забот, чтобы заниматься чужими.

Жюстена беспокоят чужие заботы. Конечно, прежде всего он покажет Андрэ и Зине милую Иветту. Взглянули бы вы на нее, какая она милая! Понятно, не ровня Сене - та широкая, полна лодок и яхт с красными и голубыми парусами, в Сену забредают даже морские суда. Нет, Иветта не собирается тягаться с Сеной.

Над Иветтой трепещут крылышками стрекозы и разноцветные бабочки. А то иногда, Жюстен видел своими глазами, из леса выпорхнет белка и по кустам, с ветки на ветку - напиться чистой водою Иветты. Иветта ясная. Рыба ходит в ней стаями. За два часа можно наловить половину котелка.

Еще есть у Жюстена желание поймать скворца и приручить, чтобы он спал у него на груди под рубашкой.

Жюстен научит его говорить или хотя бы произносить несколько слов. И покажет людям. Люди поразятся. На этом можно заработать немного денег, может быть, даже порядочно. Нет, не хочется зарабатывать деньги на веселом скворушке. Лучше в летние каникулы Жюстен подрядится чистить дорожки в саду заводчика. У хозяина завода небольшая усадьба, но гонор его душит: хочет, чтобы все у него было как у настоящих господ.

Внезапно, посреди мечтаний, Жюстен уснул. Наверное, его усыпил монотонный голос кюре и скучный желтоватый свет свечей, которыми уставлен алтарь. Он уснул ненадолго. Разбудило небесное пение, возносящееся под гулкие своды костела. Пел хор монахинь. Их монастырь расположился недалеко от Лонжюмо. Монахини приходят на службы в костел и поют печально и нежно о человеческих надеждах и горестях.

Отец говорит о пении монахинь:

- Единственная моя услада в жизни.

Потом он отправляется стряпать праздничный обед из конины. А Жюстен? Знал бы он, что проворонил, пока пребывал на службе в костеле! После вчерашнего произошло новое событие. В Лонжюмо приехали еще двое чужих людей. Чудеса, да и только! По внешности похожи на французских рабочих, лишь одежда немного другая.

Приезжие и верно были рабочими, но не французскими, а русскими, из разных городов, с фабрик и заводов России. Как они добирались? Зачем?

Зачем - узнается после, а добирались с большими трудностями, таясь от полиции, шпиков и чужих любопытствующих глаз, под угрозой угодить при переходе границы в тюрьму. Каждому есть что вспомнить о путях-дорогах во Францию.

Вот Иван Степанович Белостоцкий. Статный, плечистый токарь Путиловского завода в столице России Петербурге. Искусный токарь, умелец. Полон энергии, все на свете ему интересно.

- Гляди, Иван, другого доходного, как на Путиловском, места не сыщешь, - пугал мастер, когда токарь объявил, что увольняется.

- В случае к вам на доходное место и вернусь, ежели примете, отшутился Иван. Теперь в Лонжюмо он не Иван, а Владимир и должен к своему новому имени прочно привыкнуть.

Непросто готовились Иван - Владимир Белостоцкий - и его товарищ к поездке во Францию! Прежде надо получить, конечно, тайно, в Петербургском партийном комитете мандат - направление, крохотную, но большой важности бумагу - и зашить в подкладку пиджака или в пояс брюк, да так, чтобы не зашуршала, если жандарм устроит обыск и станет ощупывать. Попотели мужички, пока осилили непривычное занятие - конспирация требовала даже от жен партийные мандаты держать в секрете. Приехали в Польшу. Польша тогда входила в состав Российской империи. Небольшое селение жалось к реденькому лесочку недалеко от германской границы. То был первый пункт маршрута, указанного нашим путиловцам. Уф! Пока еще не полная чужбина.