Мария Прилежаева - На Гран-Рю

Чугурин оперся щекой на ладонь, прикрыв ресницами глаза, чтобы ничем не отвлечься, не ускользнула бы мысль.

А Серго Орджоникидзе? Всегда энергично-живой, он и в этот час полон жизни. Взгляд горяч, улыбка морщит губы, видно, что-то интересное вспомнилось, заданное сочинение созревает в уме.

...Кавказ! Нет чудеснее края, нет волшебнее края. Блистающие в лучах солнца вечные льды горных вершин, громады утесов, глухие ущелья, полные тайн, непроходимые леса, пестрые, в цветах, поляны, бурно несущиеся реки...

На Кавказе пролетело детство, полунищее, но богатое любовью и лаской. Вот Серго четырнадцать лет. Он в Тифлисе. Ученик фельдшерской школы, член ученического нелегального кружка и наравне со взрослыми революционерами пропагандист в железнодорожных мастерских и... "Об этом и будет статья", гордо думает Серго.

На окраине Тифлиса, у подножия скалы, высится древний монастырь. Рядом, под крышей длинного, скучно-серого здания, укрыто городское водохранилище. Серго объяснили, что нужно делать.

- Не забоишься?

- Я?!

Он не ответил, только со смешком мотнул головой. И, как велено, вошел в серое здание. По лесенке спустился в подвал. Где-то здесь должен быть заложенный кирпичами лаз. Вот он. Серго узнал по приметам. Вынул кирпичи и полез. Не так-то просто. Мальчишка узок в плечах, в поясе тонок, а отверстие вроде еще уже, еле втиснешься.

И тут происходит непредвиденное. Серго наполовину пролез, вдруг хватают за ноги, тащат назад.

Сторож. Водохранилище охраняется.

- Куда тебя леший несет? Зачем?

У сторожа свирепый вид, как у всех сторожей, когда застигают на месте преступления хулиганов-мальчишек.

"Как выкрутиться, как?" - мечется в растерянной голове Серго, и... о, простофиля! Ведь ему сказали пароль. Ведь строго-настрого велели затвердить ответный пароль. Затвердил. От растерянности вылетело из ума.

В конце концов обошлось. Вспомнил свой и ответный услышал пароль.

Сторож вмиг подобрел, и Серго вновь, уже при его помощи, втиснулся в лаз. Пробирался ползком на животе, на четвереньках. Дальше лаз шире и выше, можно стать на ноги, нормально шагать. Дальше скала, в ней выбита ниша. Это подпольная типография. Здесь хранится все, что требуется: кассы со шрифтом, запас бумаги, потаенные ящики для документов. В один из них Серго опускает бумажку с текстом листовки против фабричных незаконных штрафов, которыми хозяева душат рабочих. Вечером печатники-революционеры так же тайно проберутся сюда в типографию, напечатают по этой бумажке листовки, и Серго будет их разносить по секретным адресам. Оттуда листовки полетят на заводы и фабрики: "Товарищи рабочие, боритесь с эксплуатацией!"

Статья в уме написана. Серго поднял руку, рассказать учительнице и товарищам приключившуюся с ним в школьные годы историю.

- Закончил? Молодец! - похвалила Надежда Константиновна. - Но подождем слушать, пока окончат все.

И вдруг: "Что я! Разве такое можно напечатать в легальной и даже в нелегальной газете! Раскрыть жандармам тайное место и как мы действуем? Эх я! Увлекся воспоминаниями юности".

"Пригорюнился добрый молодец, - заметила Надежда Константиновна. Видно, что-то не ладится".

А Серго порылся в памяти и припомнил случай беспощадной эксплуатации рабочих.

Ох, как много повстречалось ему таких случаев, когда юношей вел пропаганду в железнодорожных мастерских.

Старшие хвалили: "Справляется с делом. Растет".

...Сегодня урок Надежды Константиновны затянулся. Велено сочинить заметку? Сочинили. Никто не желал отмолчаться. Едва ли не по каждому ответу дискуссия.

"Умная публика, - слушая устные газетные выступления и споры, думала Надежда Константиновна. - Действительно, передовой отряд рабочего класса. Не зря Ильич верит в вас и надеется".

Пока до самого обеда в классе на Гран-рю длились занятия, привычные болельщики школы Андрэ и Жюстен на этот раз отсутствовали. У них действовала своя школа, в которой Андрэ ответственно исполнял роль учителя.

Упрямый малец Жюстен! Твердо вознамерился научиться говорить по-русски: "Писать погодим, после когда-нибудь выучусь, а сейчас давай разговаривать".

- Итак, повторяй, - размеренно, как подобает учителю, произносит Андрэ: - Мой отец - рабочий.

Не так-то легко произнести фразу на чужом языке. Жюстен коверкает слова, путает ударения, произношение ужасно, будто рот набит кашей.

Наконец осилено.

- Правильно. Пять. Что еще хочешь сказать?

- Я тоже буду рабочим, - говорит по-французски Жюстен.