Зинаида Шишова - Приключения Каспера Берната в Польше и других странах

Каспер толкнул под столом Збигнева: Вуйка, когда он заведет рассказы, и всемирным потопом не остановишь.

- И вот надо же было случиться такой беде! - нацеживая себе пятую кружку, продолжал боцман. - Только что бедная женщина мужа потеряла, а тут чуть обоих сыночков разом не лишилась. Вышли мы уже на большую воду, капитан с мостика не сходит, течение здесь - ого! - Висла шутить не любит! Вдруг слышу: плюхнулось что-то позади меня. Не успел оглянуться - опять что-то плюхнулось. А это, оказывается, старший сынок пани Барбары загляделся на что-то, перевесясь за борт, да и свалился в воду. А младший, долго не раздумывая, кинулся его спасать... Ну, не погибать же христианским душам! Прыгнул и я и обоих утопленников за чубы вытащил. Тот, постарше, дрожьмя дрожит от холода или с перепугу, а маленький - мне: "Как твое имя, добрый человек, чтобы мы знали, за кого молиться". Сам синий весь, руки заледенели, а он голову эдак закинул. "Капитана Берната имя, мол, он хорошо запомнил, но вот ему нужно знать имя ихнего спасителя!" А матушка его уже и талеры мне сует и крест нагрудный, весь в дорогих каменьях, на меня надевает. Только я ничего этого не принял. "Деньги, - говорю, - вам самим сгодятся. Вам, говорю, - еще обоих сыночков надо на ноги подымать. Да и доченьки, я слышал, у вас есть, приданое нужно копить. А имя мое Якуб Конопка. Капитана нашего, верно, Рохом Бернатом звать, оба мы добрые католики, а не какие-нибудь басурмане, знаем, как человеку нужно в беде помочь!.."

- Капитан наш, а его отец, - кивнул боцман на Каспера, - великого благородства человек был: неустойку англичанину заплатил, а с вдовы за провоз ничего не взял.

"Ну, дай бог тебе счастья, добрый матрос, - говорит пани Барбара, а сама чуть руки мне не целует: не умеют бабы боцмана от простого матроса отличить! - Ни тебя, - говорит, - ни капитана твоего я вовек не забуду!" И верно, как после смерти отца стали тебя, Каспер, в эту академию Краковскую определять, так и торуньское купечество, и наши гданьские судовладельцы петицию в Краков послали, и видишь, какое дело, даже из самой Вармии гонец, говорят, был... Родня-то у женщины этой, оказывается, знатная... Да... Видел я потом этого утопленника своего - раза три или четыре. В Гданьске, в Кракове и опять же в Торуни... Славный такой из него юноша вымахал. Подходить, однако, я к нему не подходил: столько лет прошло, навряд ли, думаю, он меня узнает... Ан нет, оказывается, и он меня не забыл. Уже каноником случилось ему побывать у нас в Гданьске, так, верите ли, домишко наш на набережной разыскал... Я в ту пору, на жалость, в плавании был, так он не погнушался: с моей пани Якубовой часа два просидел...

А в прошлом году на освящение фрегата "Торунь" собралось в Гданьске народу видимо-невидимо: как же, сам епископ вармийский прибыл корабль святить! Духовенства как в Рим понаехало! Смотрю - в толпе знакомое лицо. Приглядываюсь, а это он, мой утопленник!.. Сановитый такой из себя... Узнал я его, но виду, конечно, не подаю: гданьщанин должен свой гонор иметь. А он, как заметил меня в толпе, сейчас же ко мне. "Спаситель мой", мол, и всякие такие слова. Про капитана Берната спрашивает. Объяснил я ему, что помер наш капитан, а сыночка его, Каспера, в Краковскую академию приняли. "Не иначе, говорю, - какая-то сильная рука ему помогала". А он и бровью не повел. "Это, - говорит, - хорошо, что сын славного Берната в такой славной академии учится". Увязался за мной на "Ясколку". "Не та наша "Ясколка" теперь", отговариваю я его. И он, верно, посмотрел, посмотрел, да и говорит мне: "Пан Якуб, если будет у тебя что не ладиться с твоим горе-капитаном, приезжай к нам в Вармию. Польская корона, конечно, побогаче, но и наш диацез не пасынок у святого отца в Риме: две каравеллы у итальянцев купили, третий палубный - в Гданьске достраивается. Хорошие моряки нам нужны". И вот, как вышли у нас нелады с твоим отчимом, - пан Конопка со зла даже сплюнул наземь, - я и собрался в Вармию. И еду я, - боцман весь как-то приосанился, - еду я, - откашливаясь, повторил он, - к его преподобию, племяннику самого вармийского владыки, канонику Миколаю Копернику!

- Пан Езус! Это специально для Збигнева и Каспера новость! Только наладился соснуть, так на тебе! - проворчал Сташек, который положил было уже голову на стол.

И трое его товарищей слушали боцмана пятоё через десятое, а тут с них и сон и хмель как ветром сдуло. У Каспера сердце чуть не выскочило из груди.

- Матка бозка Ченстоховска! - закричал он, бросаясь к пану Конопке. Вуек, Вуек, ты знаешь Миколая Коперника! Что же ты молчал? Збышек, как тебе это нравится!