Наталья Соломко: Белая лошадь - горе не мое

- Васька, прекрати! - рассердилась Елена Николаевна. - Не смей на него кулаком стучать!

- Заступайся, заступайся! - не прекратил дядя Вася. - Распустила недоросля!

- Я - недоросль?! - взвился Саня.

- Ты-ты!

- А вы!.. - сказал Саня и задохнулся от полноты чувств, потому что надо ведь еще было найти слова, чтоб полноту эту выразить, не расплескав. - Вы - унтер Пришибеев! Вас забором надо обнести! Вам надо не в школе работать, а овощебазой заведовать!

- Сопляк! - взревел дядя Вася.

- Александр! Немедленно извинись! - приказал отец.

Но Саня не извинился.

- Хватит мной командовать! - решительно ответил он. - Хватит решать за меня, как мне жить и что делать! Я уже вырос, вы не обратили внимания?..

Свет в комнате они не включали, сидели в сумраке и молчали. Гудение троллейбусов на улице, шелест облетающего тополя, звон гитары во дворе осенний, прощальный вечер. А кто прощается? И с кем? Непонятно, непонятно... Лешка Исупов по-прежнему торчал на подоконнике (а птиц уже совсем не было видно в стемневшем небе), глядел в синюю темень за окном и молчал о чем-то, о чем-то грустил в этот вечер шумный, смешливый ученик шестого "Б" Исупов Алексей. А о чем, кто знает? И Кукарека притих отчего-то, забыл, что ему надо задать классному руководителю несколько волнующих душу вопросов о Бермудском треугольнике и пришельцах из космоса. А в глубине квартиры было "бу-бу-бу, бу-бу-бу...". Это старшее поколение обсуждало Александра Арсеньевича. "Ругают они его... все время ругают..." - думал Кукарека и никак не мог понять, за что можно ругать такого замечательного человека.

В коридоре зазвонил телефон, Саня вздохнул и поднялся.

- Алло, - сказал он.

В трубке молчали, и по молчанию этому Саня как-то сразу догадался, кто это.

- Санечка, если меня, то я сейчас! - крикнула с кухни Елена Николаевна.

- Да это меня, меня... - торопливо отозвался Саня, прикрыв трубку ладонью.

- Александра Арсеньевича можно? - наконец спросили там.

- Можно, - сказал Саня. - Это я.

- Здравствуйте... Это говорит Юля Петухова из десятого "А". Скажите, пожалуйста, а Женя у вас?

- У нас...

- А его мама потеряла...

- Он у нас... - зачем-то повторил Саня, после чего снова помолчали.

- А мама говорит, если он у вас, то пусть идет домой, а то он, наверно, вам надоел совсем уже...

- Нет, еще не совсем...

- А мама говорит, что уже поздно...

- Я провожу...

Молчание. Потом:

- А мама говорит, что это неловко...

- Почему?

- Потому! - отчаянным голосом сказала Петухова Юля. - Мама говорит, чтоб я сама за ним шла, чтоб вас не затруднять!

И тут, вместо того чтобы сказать Петуховой Юле, что его это вовсе не затруднит, Саня принялся подробно объяснять, как до него удобней добраться...

- Сейчас за тобой сестра придет, - сказал он Кукареке, поспешно запихивая под стол рюкзак.

- У, зараза! - рассердился младший брат. - Нигде житья от нее нету.

- Мама тебя потеряла, при чем тут Юля?

- Ага, мама! Мама сегодня на дежурстве! Это Юлинская привередничает...

Леша спрыгнул с подоконника.

- Я пойду. Завтра - как всегда?

- Да, на вокзале, - кивнул Саня, лихорадочно оглядывая свою комнату: надо было успеть прибрать. И он почти успел, когда снова позвонила Петухова Юля и виноватым голосом сообщила, что она заблудилась: трамвая долго не было, и она решила идти пешком, напрямик.

- Как вы шли, вспоминайте!

- От кинотеатра дворами...

- Какими? Приметы назовите!

- Ну... Там белье висело на веревке... Синяя такая рубашка. А в соседнем дворе в футбол играли. Один - Валера...

- Какой Валера?

- Малыш... В футбол играл, в шапке с помпоном. А его мама домой все звала...

- А еще?

- Еще - гаражи, а на них две кошки... За гаражами пустырь какой-то, а посередине телефонная будка зачем-то стоит... Я из нее звоню...

- Ясно, - сказал Саня. - Сейчас мы за вами придем.

- Собирайся, живо, - велел он Кукареке. - Юлю пойдем искать.

- Очень надо! - недовольно засопел тот. - Звали ее?

Они вышли в ясный осенний мрак. Во дворе, под тополем, печально звенели струны, там, под тополем, пели горестно и страстно:

Уходит капитан в далекий путь,

Не видя девушки из Нагасаки...

В толпе голосов сразу слышен был один, сильный, красивый, - голос трудного подростка Шамина. Голос этот, легко и медленно летящий в темноте над двором, будто не замечал надсадных, дурацких слов песни, он пел о чем-то другом - и слушать хотелось... Но все вдруг смолкло разом, смешалось - это Шамин заметил Саню, и над двором разнеслось:

Фраер ходит в галстучке зеленом,