Рик Янси - Меч королей

Я почувствовал, как клинок проткнул мне кожу и теплая кровь потекла по животу.

– Пожалуйста, – твердил я. – Пожалуйста.

– Я истязал его. Я исполосовал его всего, пока он не начал умолять на коленях, чтобы я его прикончил. Вот именно так, как ты умоляешь сейчас.

Его рука сделала движение вперед. Клинок вошел глубже – может, на четыре или пять дюймов, и я ощутил привкус крови.

– А когда у него не осталось сил умолять, я отрубил его жалкую голову.

Он снова шевельнул рукой, на этот раз резко, и мой рот наполнился кровью.

Лицо Могара поплыло у меня перед глазами, голос звучал все тише.

– А потом я взял голову Бернарда и посадил ее на стальную пику. Я выставил ее у входа в мое убежище, чтобы жрали падальщики, чтобы его глаза и язык выклевали вороны. И вот круг замкнулся, мистер Кропп. Пора прощаться. На сей раз ты оставишь меня и присоединишься к отцу.

И Могар вонзил в меня меч по самую рукоять. Я услышал звук, с которым клинок, пронзая меня насквозь, разорвал плащ и легко, как в песок, вошел в каменную стену.

Могар отпустил меч и шагнул назад. Он снова улыбался.

– А теперь умри, Альфред Кропп.

Наверняка не скажу, но думаю, что я и умер.

После смерти я побывал в нескольких местах.

Сперва я завис под сводом пещеры и сверху увидел себя, пригвожденного мечом к стене. Могар, обеими руками схватившись за рукоять, изо всех сил тянул меч к себе. Его лицо перекосилось от натуги. Он рычал от злости и бессилия, и его рев эхом разлетался по всей пещере.

Он все тянул и тянул меч, но никак не мог вытащить его из стены.

Потом Могар, пошатываясь, отошел от меня, разыскал свой кинжал с двухфутовым лезвием, который бросил, когда кинулся за мечом, и снова вернулся ко мне. Наверное, он собрался освободить меч от моей плоти, потому что тело человека слишком мягкое и не может служить упором. После этого картинка постепенно исчезла.

Наступила тишина, а потом я услышал шелест листвы.

И очутился в больничной палате. Я сидел у маминой койки, а мама просила:

– Пожалуйста, помоги. Сделай так, чтобы не было больно.

Я не мог этого вынести, отвернулся и увидел на диване дядю Фаррела с мечом в груди. Он выдернул клинок и протянул мне.

– Забери его, Эл. Забери его.

Я отвернулся от дяди. Рядом со мной стоял Бернард Сэмсон, мой отец, и он говорил мне:

– Они принадлежат древнему тайному Ордену и связаны клятвой хранить меч, пока не придет Хозяин и не предъявит на него свои права.

Я снова отвернулся и увидел Беннасио. Я слышал наши голоса, но это было больше похоже на воспоминание.

Кто же это, если Артур умер?

Хозяин – тот, кто заявит на меч свои права.

И кто это может быть?

Хозяин меча.

Беннасио отвернулся, и мне стало грустно, потому что по нему я скучал больше всех.

А потом я увидел Леди в Белом. Она сидела под тисовым деревом. Ветра я не чувствовал, но ее темные волосы развевались, а полы белого плаща перекатывались, как волны.

Она не посмотрела на меня, когда я встал рядом. Ее щеки были мокры от слез.

– Я умер? – спросил я.

– А ты хочешь умереть?

– Думаю, что хочу. Я очень устал.

Большего всего на свете мне хотелось лечь на землю, положить голову ей на колени и чтобы она гладила мой лоб.

По ее щеке скатилась слеза, и я сказал:

– Пожалуйста, не надо. Я ведь старался. С самого начала я делал то, о чем просили. Дядя Фаррел попросил помочь ему достать этот меч, и я помог. Беннасио попросил помочь вернуть меч, и я снова помог. Могар попросил принести меч ему, и я принес. Но каждый раз, когда я выполнял чью-то просьбу, кто-нибудь умирал. Так что сами видите, леди, – больше никого не осталось. Уже никто не нуждается в моей помощи, и никто не умрет из-за моих стараний. Мне незачем возвращаться.

Я отвернулся, потому что видеть ее слезы было невыносимо. Она оставалась на месте, но я не мог ее видеть; я различал только воспоминания о ней, о тисовом дереве, о высокой траве и блеске битого камня на склоне террикона. И еще о бабочках над головой.

– Час пробил, Альфред Кропп. Теперь ты вспомнил то, что было забыто?

Затем все сгинуло. Даже тьма не была темной, потому что память о темноте угасла. Не было ни света, ни звуков, ни ощущений, даже меня самого не стало. Альфред Кропп умер.

И когда умирала последняя моя частичка, я вспомнил, о чем забыл.

Я потянулся к тисовому дереву и вынул из тела бабочки серебряную булавку. Освобожденная, она забила красно-черными с золотом крыльями, взлетела и поднималась все выше в лазурное небо, пока совсем не исчезла.